Откуда в людях жестокость?
Отчего сердце человеческое ожесточается? Ответ кажется простым и очевидным: от перенесенных страданий и тягот, от нужды, от непосильного горя… А если еще точнее — от людской злобы и бесчувствия, на которые человек просто вынужден был научиться отвечать тем же. Вроде бы все тут логично и правильно. Но — лишь на первый взгляд.
При более серьезном рассуждении эта простая схема не выдерживает никакой критики. Уже хотя бы потому что огромное множество людей сумели не ожесточиться и сохранить способность к любви и милосердию в самых чудовищных условиях — на войне, в концлагерях, в палатах для неизлечимо больных. И напротив — вполне благополучные, ни в чем не нуждающиеся и ничем не стесненные люди могут вести себя так, будто у них вместо сердца — камень. А самое главное, если принять мысль о том, что ожесточение человека — результат воздействия на него извне, то с неизбежностью нужно будет признать, что человек несвободен в своем выборе между милосердием и черствостью, что выбор этот целиком зависит от обстоятельств его жизни, а добрым и отзывчивым способен быть только тот, кому судьба всю дорогу выдавала одни лишь медовые пряники.
Однако практика убедительно доказывает, что в реальной жизни все обстоит ровно наоборот: как раз люди хлебнувшие в жизни лиха куда чаще бывают способны к состраданию и участию в чужой беде. И потом все мы хорошо знаем, что именно в преодолении трагических обстоятельств выявляют себя самые лучшие, самые благородные и возвышенные человеческие качества. Самоотверженность, героизм, жертвенность в принципе невозможны там, где все хорошо и где нет человеческого горя и страданий.
Это только собака, как известно из детской песенки, бывает кусачей от жизни собачьей. Ну так на то она и собака, у нее нет этических критериев и свободы нравственного выбора. Человека определять по этой же линейке можно лишь в том случае, если хочешь его унизить и приравнять к животному.
Ледниковый период
Но откуда же тогда берется столько ожесточения в людях?
За примерами далеко ходить нет нужды: каждый из нас на собственном опыте хорошо знает, как может душа заледенеть настолько, что достучаться до нее не могут даже самые наши родные и близкие люди.
И ведь большей частью никаких особо страшных бед при этом в нашей жизни не происходит. Повод к началу такого «ледникового периода в сердце» может быть настолько ничтожным, что мы даже не всегда способны его отследить. Просто в определенный момент вдруг констатируешь, что живешь словно бы в какой-то капсуле, отделяющей тебя от всего остального мира, и любая попытка пробиться к тебе извне не вызывает в твоем сердце ничего, кроме раздражения и неприязни. Собственно, само слово «ожесточить» буквально и означает — сделать жестким, твердым, неспособным воспринимать какое-либо воздействие извне. Не случайно ведь противоположное жестокосердию качество человека принято обозначать в тех же категориях, но с обратным знаком — «мягкосердечный». То есть способный к перемене своего сердца, сохранивший эмоциональную пластичность.
Как же происходит в человеке потеря такой драгоценной способности?
В христианстве, безусловно, есть ответ на этот важный для каждого человека вопрос. Но для того чтобы правильно его понять, необходимо сделать небольшой экскурс в текст Священного Писания.
Казни египетские
Есть в Библии место, которое можно рассматривать как некий универсальный ключ к пониманию человеческого жестокосердия во всех его многообразных проявлениях. Это история с фараоном, к которому Бог отправляет пророка Моисея вызволять еврейский народ из рабства, и говорит ему при этом странные слова: …когда пойдешь и возвратишься в Египет, смотри, все чудеса, которые Я поручил тебе, сделай пред лицем фараона, а Я ожесточу сердце его, и он не отпустит народа (Исх 4:21). Далее на Египет обрушивается целая череда бедствий, известных под названием «казни египетские». В результате испуганный фараон сначала все-таки отпускает евреев домой, заплатив им за годы рабства очень богатую компенсацию. Но потом меняет свое решение, отправляется за ними в погоню, и в результате — гибнет в море со всем своим войском.
В приведенных выше словах Бога можно увидеть вопиющую несправедливость. Еще бы: Сам ведь ожесточил фараону сердце, а потом стал его же наказывать, и, в конце концов, погубил? Не удивительно, что именно это место Библии оказалось оселком, на котором оттачивали свое остроумие сначала советские, а за ними — и сегодняшние пропагандисты атеизма. Однако поспешные выводы во все времена были свидетельством не очень глубокого ума. И раз уж речь идет о реплике из Библии, наверное, есть прямой резон ознакомиться с толкованием, которое дает на нее Церковь.
Грязь и солнце
Слова «ожесточу сердце», казалось бы, говорят о каком-то насильственном действии со стороны Бога, которое лишает фараона свободного волеизъявления. Но сама логика библейского повествования прямо говорит об обратном. На это обращает внимание преподобный Ефрем Сирин: «Если Бог ожесточает сердце, то в сердце, которое ожесточает Бог, не могут происходить перемены. Если же фараон, терпя наказание, говорит: «Отпущу», а по миновании казни удерживает и не отпускает евреев, то значит, что ожесточение сердца его было не от Бога, но от внутреннего расположения, по которому во время наказания готов он соблюдать заповедь, а как скоро получает облегчение — попирает законы…». Собственно, так оно все и происходило: далее в Библии прямо говорится …И увидел фараон, что сделалось облегчение, и ожесточил сердце свое и не послушал их, как и говорил Господь (Исх 8:15).
Фараон сам ожесточил свое сердце, и никто его к этому не принуждал, а уж тем более этого не делал Бог. Но тем не менее очевидно, что Бог как-то участвовал в этом, иначе не было бы смысла в словах Я ожесточу. Вот только характер этого участия был совершенно иным, нежели может показаться при поверхностном прочтении библейского текста.
Святитель Феофилакт Болгарский пишет о причинах ожесточения сердца фараона так: «Что же значит — Бог ожесточает? Казалось бы, это нелепо. Но о Боге говорится, что Он сделал жестоким грязное сердце фараона, подобно тому как солнце делает жесткой грязь. Каким же образом? Долготерпением, ибо Он делал его жестоким, являя к нему долготерпение. Здесь случилось подобное тому, что бывает, когда кто имея у себя порочного слугу, обращается с ним человеколюбиво. Чем человеколюбивее обращается с ним, тем худшим делает его, не потому, будто сам научает его пороку, но потому, что слуга пользуется долготерпением его к увеличению своей порочности, потому что пренебрегает этим долготерпением».
То же самое говорит и святитель Феофан Затворник, распространяя этот принцип с библейской ситуации на все случаи человеческого ожесточения вообще: «Слово ожесточает не так следует понимать, что Бог силою Своею производил ожесточение в сердце непокорных, подобно фараону, а так, что непокорные нравом, под действием милостей Божиих, сами, по своему злонравию, не умягчаются, а более и более ожесточаются в своем упорстве и непокоривости».
Бог и совесть
Итак, слова об ожесточении Богом сердца фараона — не более чем фигура речи. Подобным образом в известной лирической песенке говорится: «Ах, эта девушка меня с ума свела, Разбила сердце мне, покой взяла». Хотя очевидно, что с ума тут сводит себя сам пылкий поклонник, а упомянутая девушка может быть вообще не в курсе его когнитивных и эмоциональных проблем.
Фараон сам ожесточил свое сердце. И в этом факте можно увидеть тот самый, упомянутый выше ключ к пониманию причин людского жестокосердия. Оказывается, твердым, словно засохшая на солнцепеке грязь, наше сердце становится в ситуации, когда нам открывается Бог. И совсем необязательно это должно происходить через великие и страшные чудеса, подобные тем, через которые Бог являл Себя фараону. В нашей повседневной жизни все обстоит куда проще, но тем самым и куда трагичнее для нас — мы ожесточаемся, когда нам открывается истина. Ведь, если определять совсем просто, истина — то, что есть на самом деле, в противоположность обману или заблуждению. И когда человек вдруг начинает видеть себя именно так — без иллюзий и самообмана, — это может оказаться для него очень тяжелым испытанием, даже без каких-либо знамений или чудес свыше. Ведь так непросто бывает осознать, что ты, мягко говоря, неправ в своих мыслях, словах или поступках, даже когда эта неправота для тебя самого очевидна.
И тогда возможны два варианта реакции на открывшуюся картину своей жизни. Первый — это покаяние, признание своей ошибки, желание исправиться. Второй — глухая защита от увиденного, жесткий блок, отторжение. Но… отторжение чего? Того, что есть на самом деле, то есть — истины! Так человек закупоривает себя в некий духовный панцирь, отделяющий его от реального мира, так ожесточается человеческое сердце.
Однако каким же образом во всем этом участвует Бог, и почему это болезненное осознание своей неправоты следует считать встречей с Ним? Дело в том, что у каждого человека есть удивительное свойство, позволяющее нам безошибочно определять нравственное содержание наших действий. Это — совесть, которую преподобный авва Дорофей прямо называет божественным светом в нашей душе: «Когда Бог сотворил человека, то Он всеял в него нечто Божественное, как бы некоторый помысл, имеющий в себе, подобно искре, и свет и теплоту помысл, который просвещает ум и показывает ему, что доброе, и что злое: сие называется совестью, а она есть естественный закон». Поэтому действие нашей совести с достаточным основанием можно считать действием Бога: ведь не случайно каждый из нас на опыте знает, как совесть может вступать в конфликт с нашими планами, оценками, решениями.
Очевидно, что в природе человека она как бы «не совсем наша», и по отношению к личности человека парадоксальным образом является неким ее оппонентом. Эта искра божественного, присущая нашей душе, и высвечивает перед нами ту неправду, которую мы совершаем или даже еще только собираемся совершить. Кроме того, в христианстве дистанция между этикой в отношениях с Богом и этикой межчеловеческих отношений практически сведена к нулю словами Христа: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф 25:40). И когда мы не желаем признать очевидной своей неправоты перед любым человеком, это означает не что иное, как ожесточение нашего сердца перед Самим Христом.
Воск и глина
Ну и, наконец, еще один аргумент. В Евангелии Господь прямо отождествляет истину — с Собой: Я есмь путь и истина и жизнь (Ин 14:6). Здесь слово «истина» означает уже не просто некую данность, имеющую место в действительности, а нечто неизмеримо более высокое и важное. Истина в богословском понимании — это творческий замысел Божий о мире и о человеке, то, какими мы должны быть, согласно Божьему замыслу.
Через душевную боль наша совесть ежедневно показывает нам, где мы уклонились от этой Истины, где мы уклонились от Христа. И не так уж важно, в каких обстоятельствах это произойдет: обидим ли мы жену или сами обидимся, накричим на детей или просто с раздражением толкнем случайного прохожего в уличной давке.
Ведь под солнечными лучами различные вещества ведут себя очень по-разному: воск — размягчается, обретает способность принять новую форму, измениться. Глина же, наоборот, твердеет, сохнет, становится жесткой и нечувствительной к пальцам гончара или скульптора. Так и сердце человека — при встрече с Богом может либо размягчиться, подобно воску, либо — окаменеть, словно глина. А вот чему его уподобить — глине или воску, — это решает лишь сам человек, в этом и заключается божественный дар свободы, полученный людьми еще при сотворении.
Внешние обстоятельства нашей жизни могут быть самыми разнообразными — благоприятными, или кошмарными ровными, словно шоссейная дорога, или ухабистыми, как разбитый проселок. Но ожесточить или смягчить на этих путях свое сердце человек может только по собственной воле — когда Бог откроет ему Себя в каком-нибудь совсем неприметном для стороннего наблюдателя случае. Так вполне благополучный и счастливый богач из евангельской притчи каждый день отказывал в милости Христу, хотя перед ним был всего лишь покрытый коростой нищий бомж Лазарь. Так благоразумный разбойник, за свои преступления приговоренный к мучительной смерти, уже на кресте нашел в себе душевные силы пожалеть распятого рядом с ним Господа.