Новая Золушка: из прачечной ПНИ – в солнечную Италию
Выпускница детского дома и обитательница ПНИ выучила два языка и уехала учиться в Италию на художника-мозаичиста
Добрые люди из детдома
Имена своих родителей Галя узнала уже взрослой. Они понадобились для анкеты на получение итальянской визы. До этого они были известны лишь директору детского дома-интерната – в родительском заявление об отказе.
Галя родилась с особенностями лица и ног. Родители от дочери отказались. — Я их не осуждаю. Представьте, как там, в роддоме, уговаривают: ”Родите себе здорового”, — объясняет Галина. Из роддома девочка попала в больницу, а оттуда – в детдом-интернат. Искать родителей никогда не пыталась. — Я уже лет с семи поняла, что жизнь мне придется прожить самой.
В начале девяностых воспитанникам ДДИ документа об окончании школы не полагалось: умеешь читать-писать, и хватит.
Правда, учительница Людмила Владимировна Кобзарь быстро поняла, что голова у Гали светлая, и начала с ней потихоньку заниматься. От дирекции получала замечания: «Зачем вы это делаете? Почему у вас девочка читает?»
Были и другие добрые воспитатели. Если попросить потихоньку, кто-то мог принести из дома пару книг, а кто-то – карту мира, которая пылилась в шкафу за ненадобностью.
Кто-то приносил паззлы. — Сейчас я мозаикой занимаюсь. Так что те давние игры мне пригодились, — смеется Галя. – Но обращаться с такими просьбами к воспитателям нужно было осторожно.
Сначала подходишь к человеку и задаешь пробный вопрос – например: «А где находится Киев?» И смотришь, как он будет реагировать. Обычно это срабатывало с воспитательницами, которые только что устроились на работу, были еще добрыми и начинали что-то объяснять. Ведь сотрудники в интернате либо долго не выдерживают и уходят, либо звереют. Это такой способ выжить.
А вот попытка устроить Галю учиться вне интерната закончилась ничем. «Давайте сделаем девочке документы, пусть она пойдёт хотя бы во вспомогательную школу», — предложила добрая Людмила Владимировна директору. – «Можно», — согласился директор и… делать ничего не стал.
Делать документы – это собирать врачебную комиссию и пересматривать кучу диагнозов, записанных в Галиной карте еще в четыре года. Сейчас она даже не помнит, как они точно звучали, но тогда… Переоформлять, хлопотать, ставить под удар врачей – зачем все это детдому?
Сложная секретная операция
Следующей жизненной задачей Гали было попасть в приличный ПНИ. Порядки во взрослых интернатах мягче, чем были в детских начала 2000-х. Иногда обитатели ПНИ имеют право выйти за территорию, навестить бывших однокашников, а детдомовское братство нерушимо. Поэтому список «хороших» и «плохих» мест будущего проживания обитателю детского интерната был хорошо известен за несколько лет до выпуска.
Но надеяться на то, что в «приличное» место тебя приведет сама детдомовская система распределения, не стоило.
Иногда выпускников отправляли в ПНИ обманом – когда заявление пишешь в один, а увозят – в другой.
В других случаях директор заранее запрашивал в разные ПНИ количество мест, писал заявку в Департамент соцзащиты и получал стопку путевок сразу на всех. Детей по ПНИ распределяли в детдоме, хорошее место могло достаться любимчикам. В общем, риск был слишком велик.
Обычная схема действий детдомовца, которому небезразлична своя судьба, была такова: написать в Департамент соцзащиты заявление с просьбой распределить в конкретный интернат раньше, чем это сделает администрация. Но для выполнения такой манипуляции нужен был друг вне интернатских стен, который переслал бы бумаги по назначению. И передать ему заявление нужно было так, чтобы этого не заметили.
Галя так и сделала, на планирование и устройство такой «военной операции» ушел целый год.
Вообще-то расставаться с Галей в детдоме не спешили – она работала на кухне посудомойкой. Поэтому, когда в августе 2003, на целый месяц раньше, чем для других выпускников, на нее пришла путевка в ПНИ, в администрации удивились. Но помешать уже не могли.
Как в ПНИ выучить английский
— В ПНИ, — рассказывает Галя, — главное выжить первый год или хотя бы полгода, потом привыкаешь.
Во взрослом интернате жизнь была гораздо свободнее. Во-первых, персонал относился к проживающим ровнее, не возвышая любимчиков, не унижая нелюбимчиков так откровенно, как в детском. Во-вторых, можно работать. Правда, соседи Галины по комнате в ПНИ, работавшие в местной больнице, жаловались, что их там за людей особо не считали. Поэтому сама она выбрала работать тут же, в интернатской прачечной. А если ты работаешь, значит, тебе на книжку идут деньги. И туда же приходит четверть твоей пенсии (75% забирает себе интернат). И если их сильно не тратить на одежду, можно на что-нибудь копить.
А еще в ПНИ была «Большая перемена» — фонд, который помогает ребятам из детских домов получить образование. Так, спустя три года у Гали всё-таки появился документ об окончании девяти классов.
— Наш преподаватель Елена Вениаминовна Михайлюк учитывала уровень каждого, — вспоминает Галина. – С кем-то просто сидела и зубрила, а кому-то, кто проявлял интерес и справлялся, задавала сделать доклад.
Доклад для бывшего детдомовца – целое дело: самому найти материал, рассказать так, чтобы было и понятно и интересно. Для человека, всю жизнь живущего по распорядку и за которого думают другие, — это непростое упражнение по развитию воли.
А потом началось невероятное. С преподавателями «Большой перемены» ребята стали заниматься английским.
Иногда на занятия приходили носители языка. И тут Евгения Александровна – учительница английского – применяла тот же избирательный подход.
— Допустим, у меня язык идет хорошо. И тогда кто-то из иностранных гостей провожает меня до интерната, и по дороге мы говорим только по-английски. А у других ребят язык идёт хуже, и они идут группой вместе с преподавателем и разговаривают все вместе, — вспоминает Галина. — А потом ты думаешь о том, что через месяц встреча повторится, и язык за это время надо не забыть, — ну и читаешь, повторяешь слова.
Сейчас я живу в одном доме с французом. Он говорит по-английски и по-французски, я – по-русски и по-итальянски. В поисках общего языка английский и пригодился.
А еще подопечных «Большой перемены» начали… готовить к поездкам за границу.
За границей Галя начала рисовать
К первой в своей жизни поездке в Италию Галина готовилась целый год. Копила деньги, читала путеводители и книги, собирала документы.
В каких-то случаях ребята просто не понимали, чего составители анкет от них хотят. Тогда преподаватели из фонда терпеливо объясняли, что и где надо писать.
Особенно запомнился Галине вопрос, который повторялся на разный лад в документах дважды: «Докажите, что вы – хороший человек». Что тут напишешь?
В Италию поехали ввосьмером – два преподавателя и шестеро ребят из ПНИ. Выехали на неделю, и на первый раз все было легко – русскоговорящий гид, экскурсии, и — много солнца. Правда, эту поездку ее участники оплатили себе сами.
А вот в Англии было сложнее. Все расходы на поездку и даже питание взяла на себя благотворитель Екатерина, но ехали не просто так, а учить язык. Сами жили в комнатах по двое, сами ездили на занятия. В этих поездках Галя начала рисовать.
На волю
В это время в интернат, в котором жила Галя, пришла работать новый директор, и девушка решилась – написала заявление на выход из ПНИ. Вопрос со всеми комиссиями и документами решался три года. Все прежние «диагнозы» из Галиной карты, наконец, исчезли, и врачи решили: несмотря на проблемы с ногами, она может жить самостоятельно.
К тому времени Галя уже работала вне интерната. Работа не Бог весть — в соседнем «Макдональдсе», но зарплата позволяла копить на путешествия и будущее жилье. Квартиру Гале должны были дать, но ведь предстояло купить обстановку. Мебель заранее она купить не могла, но хозяйственные мелочи – вполне. Только вот беда – вещи в интернате воруют.
И тут на помощь опять пришло детдомовское братство: покупая кастрюлю или чайник, Галя тут же отправляла их «на волю» — тем ребятам, кому уже удалось выйти.
Но главное – Галя поступила на подготовительное отделение в художественный колледж.
— Помню, в последнее лето в интернате я уже почти не появлялась, приходила только ночевать. С утра поем – и на работу, с работы – на учебу. Уходила в восемь, возвращалась в двенадцать. Сумасшедшее было лето.
Наконец, в сентябре Галя поступила в колледж, и тут же ей дали квартиру. До самого декабря новоиспеченная студентка в свободное от учебы время бегала по разным конторам и оформляла нужные документы. А в колледже, тем временем, ей не давался рисунок.
«Я училась на одном курсе с обыкновенными людьми»
К ноябрю Галя настолько устала от беготни и от неудач на занятиях, что хотела забрать документы из колледжа. Преподаватель по рисунку Вера Григорьевна положила рядом две ее работы:
— Смотри, это ты сделала в сентябре. А вот эту – сейчас. Ошибки есть и там, и там, но если ты совсем не видишь никаких сдвигов, — забирай документы.
И Галя осталась.
— Это был совершенно новый уровень, понимаете? — рассказывает она. – Я училась на одном курсе с обыкновенными людьми, которые всю жизнь прожили дома, учились в школе, ходили по улицам. Некоторые из них знали мою историю, и мы дружили.
Со временем за отличную учебу в колледже Галя стала получать стипендию. А стипендия+зарплата+пенсия – это путешествия, так к её английским и итальянским впечатлениям добавилась Испания и снова Италия — Равенна. Но лучшее было впереди.
Школа мозайки в Спилимберго
Окончив колледж, Галя увидела, что работы предлагают немного. Два раза она нарывалась на мошенников: заказчики забирали сделанное, но денег не давали. Несколько месяцев проработала в художественной мастерской в Ярославле, но там начались сокращения, и всех новеньких уволили. В это время Галине попалась статья о девушке из Липецка, которая в Равенне училась мозаике, и Галя загорелась идеей.
— Я написала ей в блог без особой надежды на ответ, но ответ пришел уже через несколько часов! С тех пор каждый вечер, приходя с работы, я садилась проверять письма. А потом начала искать курсы итальянского. Я ведь смотрела без розовых очков и понимала: на этот раз поеду в чужую страну совершенно одна – для этого нужна смелость и нужен язык!
В итоге она нашла школу, где занимались четыре месяца, по четыре часа в день.
— Это был ужас. После занятий я заходила в метро – и мне казалось, что все вокруг говорят по-итальянски.
Через неделю после окончания курсов Галина улетела в Равенну. Там она встретилась с подругой по переписке, узнала все про школу мозаики и даже немножко поездила по стране. Потом, осенью, вновь приехала, сдала экзамены, и вот уже второй год живет в Италии, в городке Спилимберго.
— Учеба в школе платная – не очень дорого, шестьсот евро в год. Страшнее другое: в конце года экзамены, неуспешных студентов отсеивают, так что никто из нас не знает, останется он или вылетит.
Надо платить за жилье. Я снимаю комнату, денег уходит больше моей пенсии. Еще надо что-то есть – на это идут деньги от сдачи квартиры. Нет, работы тут нет, ее и для местных-то особо нет.
Зато есть время вести блог на двух языках. Недавно Галя снова съездила в Равенну, после чего ее страница месяц пестрела тщательно разобранными фотографиями – окна, напольные мозаики, храмы. Если Галя сдаст летние экзамены, то учиться ей еще полтора года. А дальше – поиск работы художника-мозаичиста. А пока она учится, встречается с «обычными людьми», а над ее головой светит итальянское солнце.