Свет негасимый

В мае 1916 года Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна отмечала 25-летие своего пребывания в Москве. Среди многочисленных депутаций, прибывших поздравить её с этой знаменательной датой, была и депутация от Иверской общины сестёр милосердия Красного Креста, которая всё это время была предметом особого попечения Матушки Великой. Настоятель общинной церкви во имя Иверской иконы Божией матери, о. Сергий Махаев (свщмч.) обратился к августейшей покровительнице с приветственным словом:

- Иверская община, благодарная за постоянную память о ней Вашего Высочества, просит принять в молитвенную память о ней это священное изображение великомученицы Ирины, память которой празднуется Святой Церковью 5 мая, в тот день, когда двадцать пять лет тому назад Вы вступили на землю московскую с тем, чтобы никогда уже не покидать её.

Когда святая Ирина вознамерилась променять славу и царство земные на Царствие Божие, в окно её дворца влетел голубь с масличною веткою и, положив её на стол, вылетел. За ним влетел орёл с венком из разных цветов и тоже оставил его на столе. В другое окно влетел ворон и оставил на столе небольшую змею.

Ваше Высочество! Мы видели в жизни Вашей кроткого чистого голубя с благодатной веткой мира и милосердия. Мы знаем, что не избежали Вы и жала змиина в скорбях и тяжких испытаниях, приносимых нам врагом рода человеческого. Мы молим, чтобы в час воздаяния Господня по делам нашим сподобились Вы увидеть и царственного орла с венцом награды за подражание великомученице в оставлении славы мира ради славы небесной.

Самое имя святой – Ирина значит «мир». Да ниспошлёт Вам Господь ещё здесь, на земле, тот мир, который оставил Христос возлюбившим Его, мир спокойной совести, уверенной в святыне совершаемого дела самоотверженной любови, творимого с радостью и с упованием Жизни Вечной. Аминь.

Уподобление Великой Княгини святой Ирине оказалось пророческим. Уже вскоре мученический венец увенчает и её главу. Тогда, в 1916 году явились первые знаки надвигающейся катастрофы. Народ, как отмечал в своём дневнике мыслитель Л.А. Тихомиров, был уже «нервно пьян». До того, что впервые камни полетели в карету Елизаветы Фёдоровны, дотоле столь почитаемой в Москве. Были пущены слухи, что в Марфо-Мариинской обители скрывается брат Великой Княгини, Великий герцог Гессенский Эрнест, прибывший в Россию для переговорах о сепаратном мире. В какое-то утро угрюмая толпа, распаляемая шустрыми агитаторами, собралась у ворот обители.

- Немку долой! Выдайте шпиона! – раздались крики, и в окна полетели камни и куски кирпича.

Внезапно ворота раскрылись, и перед разъярённой толпой погромщиков предстала Елизавета Фёдоровна. Она была совершенно одна, бледная, но спокойная. Погромщики замерли в изумлении, и, воспользовавшись наступившей тишиной, Матушка Великая спросила громким голосом, что им нужно. На требование вожаков выдать герцога Эрнеста, Елизавета Фёдоровна спокойно ответила, что его здесь нет, и предложила осмотреть обитель, предупредив, чтобы не тревожили больных. В толпе возобновилось безумство, и, казалось, что она вот-вот бросится на августейшую настоятельницу и растерзает её. Вовремя подоспевший конный отряд полиции разогнал демонстрантов, пострадавшим при этом сёстры обители по указанию Великой Княгине тотчас оказали медицинскую помощь.

Всё происходящее воскрешало в памяти ужасы революции 1905 года. Та, первая, революция отняла у Елизаветы Фёдоровны мужа. Великий Князь Сергей Александрович был разорван бомбой, брошенной в его карету террористом Каляевым. Взрыв был такой силы, что, как рассказывали, сердце мученика обнаружили на крыше одного из домов… Примчавшаяся на место трагедии Великая Княгиня собственноручно собирала останки супруга. Своей сестре она писала, что в тот момент ею владела лишь одна мысль: «Скорее, скорее – Сергей так ненавидел беспорядок и кровь». Горе Елизаветы Фёдоровны было огромно, но её самообладания хватило на то, чтобы приехать к постели умирающего кучера Великого Князя и, чтобы утешить страдальца, сказать ему с ласковой улыбкой, что Сергей Александрович уцелел и направил её справится о состоянии верного человека. Успокоенный кучер вскоре скончался. Великая же Княгиня совершила подвиг ещё больший – навестила в тюрьме убийцу мужа. Это не было рисовкой или позой, но движением милосердной души, страдающей от того, что погибает другая душа, пусть даже это – душа злодея. Её желанием было пробудить в убийце спасительное раскаяние. В эти чёрные дни единственный раз озарила её измученное лицо улыбка – когда ей сообщили, что Каляев положил рядом с собой принесённую ею иконой. Убийца, однако же, не пожелал раскаяться и был казнён, несмотря на ходатайство Елизаветы Фёдоровны сохранить ему жизнь.

После гибели мужа Великая Княгиня решила полностью посвятить себя служению Богу и ближним. Она и прежде много времени уделяла делам милосердия. В дни Русско-Японской войны ею были сформированы несколько санитарных поездов, открыты госпитали для раненых, в которых она регулярно бывала сама, созданы комитеты по обеспечению вдов и сирот. Елизаветой Фёдоровной был устроен оборудованный всем необходимым санаторий для раненых на берегу Чёрного моря, у Новороссийска. Кремлёвский дворец она заняла мастерскими женского труда помощи солдатам, где ежедневно трудилась и сама. Теперь же Великая Княгиня оставила свет и, продав все свои драгоценности, приступила к осуществлению своей мечты – постройке обители, в которой бы служение Марии соединялось со служением Марфы, подвиг молитвы с подвигом служения ближним. «Очень занимательно само наименование, какое Великая княгиня дала созданному ею учреждению, - писал митрополит РПЦЗ Анастасий (Грибановский), – Марфо-Мариинская обитель в нём заранее предопределялась миссия последней. Община предназначалась быть как бы домом Лазаря, в котором так часто пребывал Христос Спаситель. Сёстры обители призваны были соединить и высокий жребий Марии, внемлющей вечным глаголам жизни, и служение Марфы, поскольку они учреждали у себя Христа в лице Его меньших братий…»

Выбор столь нелёгкого пути казался многим странным. Одни недоумённо пожимали плечами, другие поддерживали Елизавету Фёдоровну. Среди последних была Александра Николаевна Нарышкина. Во время Русско-Японской войны она организовала на свои средства лазареты для раненых солдат и была очень близка с Великой Княгиней. Благотворительница, покровительница народных художественных промыслов, она была убита большевиками в 1919 году в Тамбове. Больную семидесятилетнюю старуху на носилках вынесли из дома и повезли на окраину города – к месту расстрела. По дороге она скончалась. Александре Николаевне было адресовано письмо Елизаветы Фёдоровны, в которой она объясняла причины, побудившие её избрать свой путь: «Я счастлива, что Вы разделяете моё убеждение в истинности выбранного пути если бы Вы знали, до какой степени я чувствую себя недостойной этого безмерного счастья, ибо, когда Бог даст здоровье и возможность работать для Него, это и есть счастье.

Вы ведь достаточно меня знаете, чтобы понять, что я не считаю свою работу чем-то совершенно необыкновенным, я ведь знаю, что в жизни каждый – в своём кругу, самом узком, самом низком, самом блистательном… если мы при этом и исполняем свой долг и в душе нашей и молитвах доверяем своё существование Богу, чтобы Он нас укрепил, простил нам наши слабости и наставил бы нас (направил на путь истинный). Моя жизнь сложилась так, что с блеском в большом свете и обязанностями по отношению к нему покончено из-за моего вдовства если бы я попыталась играть подобную роль в политике, у меня бы ничего не получилось, я бы не смогла принести никому никакой пользы, и мне самой это не принесло бы никакого удовлетворения. Я одинока – люди, страдающие от нищеты и испытывающие всё чаще и чаще физические и моральные страдания, должны получать хотя бы немного христианской любви и милосердия – это меня всегда волновало, а теперь стало целью моей жизни…

…Вы можете вслед за многими сказать мне: оставайтесь в своём дворце в роли вдовы и делайте добро «сверху». Но, если я требую от других, чтобы они следовали моим убеждениям, я должна делать то же, что они, сама переживать с ними те же трудности, я должна быть сильной, чтобы их утешать, ободрять своим примером у меня нет ни ума, ни таланта – ничего у меня нет, кроме любви к Христу, но я слаба истинность нашей любви к Христу, преданность Ему мы можем выразить, утешая других людей – именно так мы отдадим Ему свою жизнь…»

В Марфо-Мариинской обители всё устраивалось по указанию Елизаветы Фёдоровны. Не было ни единого деревца, посаженного не по её распоряжению. В создании внешнего облика обители соединилось искусство сразу нескольких гениев: архитектора Щусева, скульптора Конёнкова, художников Васнецова, входившего в ближний круг Великой Княгини и её покойного мужа, и Корина, бывшего в ту пору учеником Васнецова и женившегося впоследствии на воспитаннице обители.

В апреле 1910 года в звание крестовых сестёр любви и милосердия были посвящены 17 сестёр обители во главе с Елизаветой Фёдоровной, впервые сменившей траур на монашеское одеяние. В тот день Матушка Великая сказала своим сёстрам: «Я оставляю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, но вместе со всеми вами восхожу в более великий мир – в мир бедных и страдающих».

Своей жизнью Великая Княгиня старалась подражать преподобным. Она тайно носила власяницу и вериги, спала на деревянной кровати без матраца и на жёсткой подушке всего по несколько часов, в полночь вставала на молитву и обходила больных, соблюдала все посты и даже в обычное время не употребляла мясного (даже рыбу) и ела очень мало. Никакого дела не предпринимала Елизавета Фёдоровна без совета своих духовных отцов, в полном послушании которым находилась. Матушка Великая постоянно пребывала в молитвенном состоянии, творя «Иисусову молитву». О ней она писала брату: «Эту молитву каждый христианин повторяет, и хорошо с ней засыпать, и хорошо с ней жить. Говори её иногда, дорогой, в память твоей старшей любящей сестры».

Дела милосердия, совершённые Елизаветой Фёдоровной, неисчислимы. Трудясь в созданной при обители больнице для бедных, она брала на себя самую ответственную работу: ассистировала при операциях, делала перевязки – и всё это с лаской и теплотой, с утешительным словом, бывшим целебным для больных. Однажды в больницу привезли женщину, случайно опрокинувшую на себя керосиновую печку. Всё тело её представляло собой один сплошной ожёг. Врачи признали положение безнадёжным. Великая Княгиня взялась лечить несчастную сама. «Она делала ей перевязки по два раза в день, - пишет Любовь Миллер в своей книге о Елизавете Фёдоровне, - Перевязки были длительными – по два с половиной часа – и до того мучительны, что Великой княгине приходилось всё время останавливаться, чтобы дать отдых женщине и успокоить её. От язв больной исходил отвратительный запах, и после каждой перевязки одеяние Елизаветы Фёдоровны надо было проветривать, чтобы избавиться от него. Но, несмотря на это Высокая настоятельница продолжала ухаживать за больной до тех пор, пока она не поправилась…»

Матушка Великая имела подлинную целительную силу. Известные хирурги приглашали её ассистировать при трудных операциях в других госпиталях, и она всегда соглашалась.

Елизавета Фёдоровна присутствовала при последнем вздохе всякого умирающего больного своей больницы и сама ночи напролёт читала Псалтирь над ним. Сестёр она обучала тому, как правильно подготовить неизлечимо больного к переходу в вечную жизнь. «Не страшно ли, что мы из ложной гуманности стараемся усыплять таких страдальцев надеждою на их мнимое выздоровление, - говорила она. – Мы оказали бы им лучшую услугу, если бы заранее приготовили их к христианскому переходу в вечность».

Забота об умирающих подчас служила не только помощью им, но и спасением их близким. Какое-то время в больнице лежала умирающая от рака женщина. Её муж, рабочий, был безбожником и ненавистником Царствующего дома. Ежедневно навещая жену, он с удивлением замечал, с какой заботой к ней относятся. Особенное участие проявляла одна из сестёр. Она садилась у кровати больной, ласкала её, говорила утешительные слова, давала лекарства и приносила разные сладости. На предложение исповедаться и причаститься несчастная ответила отказом, но это не изменило отношения сестры. Она оставалась при ней всё время агонии, а затем с другими сёстрами омыла и одела её. Потрясённый вдовец спросил, кто же эта чудная сестра, больше родных отца и матери хлопотавшая о его жене. Когда ему ответили, что это и есть Великая Княгиня, он расплакался и бросился к ней благодарить и просить прощения, что, не зная её, так её ненавидел. Ласковый приём, оказанный ему, ещё более растрогал этого человека, и он пришёл к вере.

Кроме больницы Елизавета Фёдоровна открыла дом для чахоточных женщин. Здесь они обретали надежду на выздоровление. Великая Княгиня регулярно приезжала сюда. Благодарные пациентки обнимали свою благодетельницу, не задумываясь, что могут заразить её. Она же, веря, что здоровье её находится в руках Божиих, никогда не уклонялась от объятий. Умирающие передавали Матушке Великой своих детей, твёрдо зная, что она позаботится о них.

И Елизавета Фёдоровна заботилась. Мальчики устраивались в общежития, девочки – в закрытые учебные заведения или приюты. Последняя монахиня Марфо-Мариинской обители матушка Надежда вспоминала: «Как-то одна из сестёр приходит в подвал: молодая мать, туберкулёз в последней стадии, два ребёнка в ногах, голодные… Маленький рубашонку натягивает на коленки. Глаза блестящие, лихорадочные, умирает, просит устроить детей… …Нина вернулась, рассказывает всё. Матушка заволновалась, тут же позвала старшую сестру: «Немедленно – сегодня же – устроить в больницу. Если нет мест, пусть поставят подставную койку!» Девочку взяли к себе в приют. Мальчика определили потом в детдом… Сколько их было, ситуаций, прошедших через Её руки? Без счёта. И в каждой Она участвовала – будто это была единственная – близка Ей судьба».

В одном из приютов перед визитом Высокой гостьи маленьких девочек наставляли: «Войдёт Великая Княгиня, вы все – хором: «Здравствуйте!» и – целуйте ручки».

- Здравствуйте и целуйте ручки! – воскликнули дети, когда Елизавета Фёдоровна вошла, и протянули свои ручки для поцелуя. Матушка Великая перецеловала все их, затем утешала сконфуженную директрису, а на другой день привезла множество подарков.

В приюте Серафимо-Дивеевского монастыря вспыхнула эпидемия тифа. Десятки детей лежали в кроватках, и смерть склонялась над ними. Проведать больных приехала Елизавета Фёдоровна. Одна из воспитанниц вспоминала: «И вдруг открылась дверь – и вошла Она. Это было как солнце. Все Её руки были заняты кульками и подарками. Не было кровати, на край которой Она не присела. Её рука легла на каждую лысую головку. Сколько было раздарено конфет и игрушек! Ожили, засияли все грустные глазки. Кажется, после Её прихода – среди нас уже больше никто не умирал».

Великая Княгиня спасала детей, погибающих в притонах. Она вместе с другими сёстрами ходила по смрадным переулкам Хитровки, не боялась посещать такие уголки, куда мало кто решился бы заглянуть. Вид потерявших человеческий образ людей не пугал и не отталкивал её. «Подобие Божие может быть иногда затемнено, но оно никогда не может быть уничтожено», - говорила Матушка Великая.

Неутомимо ходила она из притона в притон, уговаривала родителей передать ей на воспитания своих детей. Ей удавалось достучаться до их помрачённых душ, и, расчувствовавшись до слёз, они вверяли Великой Княгине детей, вырываемых таким образом из бездны разврата.

Ни один обитатель Хитровки не посмел оскорбить Елизавету Фёдоровну. Однажды, зайдя в один из притонов, она окликнула сидевшего там бродягу:

- Добрый человек…

- Какой он добрый? – сразу раздалось в ответ. – Это последний вор и негодяй!

Но Матушка Великая оставила это замечание без внимания и попросила бродягу донести до обители тяжёлый мешок с деньгами и вещами для раздачи бедным.

- Я немедленно исполню вашу просьбу, Ваше Высочество!

В притоне поднялся шум. Великую Княгиню убеждали, что избранный ею непременно украдёт мешок. Но она осталась непреклонна. Когда Елизавета Фёдоровна вернулась в обитель, ей доложили, что какой-то бродяга принес её мешок. Его немедленно накормили, и он, попросив проверить содержимое мешка, попросил взять его на работу в обитель. Матушка Великая назначила его помощником садовника. С той поры бывший бродяга перестал пить и воровать, работал на совесть и усердно посещал храм.

Кроме всего прочего, Елизавета Фёдоровна организовала кружок для взрослых и детей, которые собирались по воскресеньям работать для бедных детей. Члены кружка шили платья, нуждающимся безработным женщинам заказывалась верхняя одежда, на пожертвованные деньги закупалась обувь – в итоге только за 1913 года было одето свыше 1800 детей из бедных семей.

При обители существовала бесплатная столовая для бедных, отпускавшая ежедневно свыше 300 обедов, библиотека в 2000 книг, Воскресная школа для полуграмотных и безграмотных женщин и девушек, работавших на фабрике.

Гофф-дама принцессы Виктории Баттенбергской, сестры Елизаветы Фёдоровны, Нонна Грэйтон вспоминала о Марфо-Мариинской обители и её настоятельнице: «У неё никогда не было слов «не могу», и никогда ничего не было унылого в жизни Марфо-Мариинской обители. Всё было там совершенным как внутри, так и снаружи. И кто бывал там, уносил с собой прекрасное чувство». Митрополит Анастасий писал: «Она способна была не только плакать с плачущими, но и радоваться с радующимися, что обыкновенно труднее первого… Она лучше многих инокинь соблюдала великий завет святого Нила Синайского: блажен инок, который всякого человека почитает как бы богом после Бога. Найти хорошее в каждом человеке и «милость к падшим призывать» было всегдашним стремлением Её сердца».

К пятилетию обители была издана брошюра о ней, написанная самой Матушкой Великой, хотя подписи автора на книге не стояло. Брошюра оканчивалась следующим наставлением: «Господь видит душу. Наш долг служить и сеять, не ожидая немедленного плода или награды. Сеющий в плоть свою от плоти пожнёт тление а сеющий в дух от духа пожнёт жизнь вечную. Делая добро, да не унываем: ибо в своё время пожнём, если не ослабеем. Итак, доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере (Галл. 6, 8-10).

Как же не понять, что если при помощи Господа нам удастся заронить в падшую душу искру Божию хотя бы на мгновение и тем возбудить чувство сокрушения, дав подышать благоуханием Неба, то это будет уже духовный плод, а таких плодов может быть даже много, ибо жива душа у самого падшего человека, как показал благоразумный разбойник…

Мы должны подняться от скорбной земли – до Рая и радоваться с Ангелами об одной спасённой душе, об одной чаше холодной воды, поданной во Имя Господа.

Всё нужно делать с молитвой, для Бога, а не для человеческой славы. Читая Святое Евангелие, мы окрыляемся разве не утешительно будет слышать от Божественного Учителя: Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф. 25, 40)?

Но опять и в этих мыслях надо смиряться и помнить: «Так и вы, когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17, 10)…

Вера, говорят, оскудела, а всё-таки она ещё жива. Но мы так часто живём для себя, что делаемся близорукими и проходим со своими горестями мимо чужих скорбей, не понимая, что делить своё горе – это его уменьшить, а делить свою радость – это её увеличить.

Откроем наши души, чтобы Божественное солнце Милосердия их согрело».

Из всех добродетелей наибольшей Елизавета Фёдоровна считала милосердие, причём даже в самом малом его проявлении. «Разве трудно, - говорила она, - оказать участие человеку в скорби: сказать доброе слово – тому, кому больно улыбнуться огорчённому, заступиться за обиженного, умиротворить находящихся в ссоре подать милостыню нуждающемуся… И все такие лёгкие дела – если делать их с молитвой и любовью, сближают нас с Небом и Самим Богом». «Счастье состоит не в том, чтобы жить во дворце и быть богатым, – писала Елизавета Федоровна своим воспитанникам – детям великого князя Павла Александровича (младшего брата Сергея Александровича) Марии и Дмитрию. – Всего этого можно лишиться. Настоящее счастье то, которое ни люди, ни события не могут похитить. Ты его найдешь в жизни души и отдании себя. Постарайся сделать счастливым тех, кто рядом с тобой, и ты сам будешь счастлив». Другим наиболее частым наставлением Матушки Великой было такое: «Ныне трудно найти правду на земле, затопляемую всё сильнее и сильнее греховными волнами чтобы не разочароваться в жизни, надо правду искать на небе, куда она ушла от нас».

Во всех начинаниях Великую Княгиню неизменно поддерживал Государь и её венценосная сестра. Сёстры всегда были очень близки, велико было их духовное родство, имевшее в основе своей глубокую религиозность. К сожалению, в последние годы отношения их омрачила мрачная тень Распутина. «Этот ужасный человек хочет разлучить меня с ними, - говорила Елизавета Фёдоровна, - но, слава Богу, этого ему не удаётся». Игумен Серафим писала в своей книге «Мученики христианского долга»: «Покойная была умудрена настолько, что редко ошибалась в людях. Она глубоко скорбела, что епископ Феофан, будучи духовником и духовным руководителем Государыни, верил Григорию Распутину и представил его как редкого в наше время подвижника-прозорливца…

Сколько бы Григорий и другие подобные ему люди ни добивались приёма Великой княгини, но она в этом отношении была тверда, как адамант, ни разу никого из таковых не принимала…»

Елизавета Фёдоровна видела в Распутине огромное зло и опасность. Когда, находясь в Костроме, она узнала, что «старец» находится там же и своим присутствием марает торжество трёхсотлетия дома Романовых, то в ужасе закричала и, упав на колени перед иконами, долго молилась.

Многие искренне преданные Государю и Отечеству люди не раз обращались к Великой Княгине с просьбой повлиять на августейшую сестру, раскрыть ей глаза на совершаемую роковую ошибку. Но изменить мнение матери страждущего от страшной болезни ребёнка относительно единственного человека, который умел облегчить его мучения, было невозможно. Все попытки, предпринимаемые в этом отношении Елизаветой Фёдоровной, терпели неудачу. После последнего разговора на больную тему в отношении Императрицы к сестре проступило охлаждение. Это была их последняя встреча. Через несколько дней Распутин был убит. Ещё не зная об участии в этом деле своего племянника Дмитрий Павловича, Матушка Великая послала ему неосторожную телеграмму. Её содержание стало известно Александре Фёдоровне, которая сочла сестру причастной к заговору. Даже много позже, уже находясь в заточении, она не смогла преодолеть этого столь ошибочного подозрения. Тогда, следуя в Алапаевск через Екатеринбург, Великая Княгиня сумела передать в Ипатьевский дом пасхальные яйца, шоколад и кофе. В ответ она получила благодарное письмо Княжны Марии Николаевны, от Императрицы письма не последовало…

Елизавета Фёдоровна очень боялась войны, помня, к каким страшным последствиям привела японская кампания. Когда она всё же была объявлена, Матушка Великая говорила игумену Серафиму, что «Государь войны не желал, война вспыхнула вопреки его воле… Винила она возгордившегося императора Вильгельма, что он послушался тайного внушения мировых врагов, потрясающих основы мира… нарушил завет Фридриха Великого и Бисмарка, которые просили жить в мире и дружбе с Россией…»

Во время войны Великая Княгиня неустанно работала. Госпитали, санитарные поезда, забота о раненых и осиротевших семьях – всё, с чего начинался её путь Милосердия десять лет тому назад, возобновилось вновь. Елизавета Фёдоровна и сама ездила на фронт. Однажды на одном из официальных мероприятий ей пришлось заменить подле Императора заболевшую сестру. Принятие Государем поста Верховного Главнокомандующего беспокоило её. Как пишет Любовь Миллер, «она знала, что никто другой, как только сам Император, мог вдохновить свои войска на новые подвиги, но боялась, что долгое пребывание Государя в Ставке, вдали от Царского Села и Петрограда, может пагубно отразиться на внутреннем положении страны…»

Незадолго до Февральской революции о. Митрофан Сребрянский (свщмч.), духовник Марфо-Мариинской обители, увидел предутренний сон, содержание которого поведал Матушке Великой перед началом службы:

- Матушка, я так сильно взволнован только что виденным мною сном, что не могу сразу начать служение Литургии. Может быть, рассказав его Вам, я смогу прояснить увиденное. Я видел во сне четыре картины, сменяющие друг друга. На первой – полыхающая церковь, которая горела и рушилась. На второй картине – предо мной предстала Ваша сестра Императрица Александра в траурной рамке. Но вдруг из её краёв появились белые ростки, и белоснежные лилии покрыли изображение Государыни. Третья картина явила Архангела Михаила с огненным мечом в руках. На четвёртой – я увидел молящегося на камне преподобного Серафима.

- Я объясню Вам значение этого сна, - подумав, ответила Елизавета Фёдоровна. – В ближайшее время нашу Родину ждут тяжкие испытания и скорби. От них пострадает наша Русская Церковь, которую Вы видели горящей и гибнущей. Белые лилии на портрете моей сестры говорят о том, что жизнь Её будет покрыта славой мученического венца… Третья картина – Архангел Михаил с огненным мечом – предсказывает то, что Россию ожидают великие сражения Небесных Сил Бесплотных с тёмными силами. Четвёртая картина обещает нашему Отечеству сугубое предстательство преподобного Серафима.

Да помилует Господь Русь святую молитвами всех русских святых. И да сжалится над нами Господь по велицей Своей Милости!

Февральская революция выпустила на просторы России толпы уголовников. В Москве шайки оборванцев грабили и жгли дома. Великую Княгиню не раз просили быть осторожнее и держать врата обители на запоре. Но она не боялась никого, и амбулатория больницы продолжала оставаться открытой для всех.

- Разве вы забыли, что ни один волос не упадёт с вашей головы, если на то не будет воля Господня? – отвечала Матушка Великая на все предостережения.

Однажды в обитель явились несколько пьяных погромщиков, непристойно ругавшихся и ведших себя разнузданно. Один из них, в грязной солдатской форме, стал кричать на Елизавету Фёдоровну, что она больше не Её Высочество, и кто она такая теперь.

- Я здесь служу людям, - спокойно ответила Великая Княгиня.

Тогда дезертир потребовал, чтобы она перевязала язву, бывшую у него в паху. Матушка Великая усадила его на стул и, встав на колени, промыла рану, перебинтовала и сказала прийти на перевязку на следующий день, чтобы не началось гангрены.

Озадаченные и смущённые погромщики покинули обитель…

Елизавета Фёдоровна не питала ни малейшей злобы против бунтующей толпы.

- Народ – дитя, - говорила она, - он не повинен в происходящем… он введён в заблуждение врагами России.

Своей сестре, принцессе Виктории, Великая Княгиня писала в те дни: «Господни пути являются тайной, и это поистине великий дар, что мы не можем знать всего будущего, которое уготовано для нас. Вся наша страна раскромсана на маленькие кусочки. Всё, что было собрано веками, уничтожено, и нашим собственным народом, который я люблю всем моим сердцем. Действительно, они морально больны и слепы, чтобы не видеть, куда мы идём. И сердце болит, но я не испытываю горечи. Можешь ли ты критиковать или осудить человека, который находится в бреду, безумного? Ты только можешь жалеть его и жаждешь найти для него хороших попечителей, которые могли бы уберечь его от разгрома всего и от убийства тех, кто на его пути».

Предвидя мученический путь Государя и его семьи Матушка Великая однажды сказала архиепископу Анастасию (Грибановскому) о переживаемых ими страданиях с просветлённой мягкостью:

- Это послужит их нравственному очищению и приблизит их к Богу.

Своим сёстрам она повторяла в ободрение их слова из Евангелия: «И будете ненавидимы за имя Мое… Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 17, 19).

Приход к власти большевиков, сопровождавшийся расстрелом святынь Кремля, в котором укрылись восставшие юнкера, совпал по времени с избранием первого за два века Патриарха. Елизавета Фёдоровна, присутствовавшая на Божественной службе, во время которой Святейший давал благословение, писала графине Александре Олсуфьевой: «Святой Кремль с заметными следами этих печальных дней был мне дороже, чем когда бы то ни было, и я почувствовала, до какой степени Православная Церковь является настоящей Церковью Господней. Я испытывала такую глубокую жалость к России и к её детям, которые в настоящее время не знают, что творят. Разве это не больной ребёнок, которого мы любим во сто раз больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, научить его терпению, помочь ему. Вот что я чувствую каждый день. Святая Россия не может погибнуть. Но Великой России, увы, больше нет. Но Бог в Библии показывает, как Он прощал Свой раскаявшийся народ и снова даровал ему благословенную силу.

Будем надеяться, что молитвы, усиливающиеся с каждым днём, и увеличивающееся раскаяние умилостивят Приснодеву и Она будет молить за нас Своего Божественного Сына и что Господь нас простит».

В другом письме, адресованном всё той же графине Олсуфьевой, есть такие строки: «Если мы глубоко вникнем в жизнь каждого человека, то увидим, что она полна чудес. Вы скажете, что жизнь полна ужаса и смерти. Да, это так. Но мы ясно не видим, почему кровь этих жертв должна литься. Там, на небесах, они понимают всё и, конечно, обрели покой и настоящую Родину – Небесное Отечество.

Мы же, на этой земле, должны устремить свои мысли к Небесному Царствию, чтобы просвещёнными глазами могли видеть всё и сказать с покорностью: «Да будет воля Твоя».

Полностью разрушена «Великая Россия, бесстрашная и безукоризненная». Но «Святая Россия» и Православная Церковь, которую «врата ада не одолеют», существуют, и существуют более, чем когда бы то ни было. И те, кто верует и не сомневается ни на мгновение, увидят «внутреннее солнце», которое освещает тьму во время грохочущей бури.

Я не экзальтированна, мой друг. Я только уверена, что Господь, Который наказывает, есть тот же Господь, Который и любит. Я много читала Евангелие за последнее время, и если осознавать ту великую жертву Бога Отца, Который послал Своего Сына умереть и воскреснуть за нас, то тогда мы ощутим присутствие Святого Духа, Который озаряет наш путь. И тогда радость становится вечной даже и тогда, когда наши бедные человеческие сердца и наши маленькие земные умы будут переживать моменты, которые кажутся очень страшными».

Елизавета Фёдоровна имела возможность покинуть Россию. Кайзер Вильгельм, некогда влюблённый в неё, предлагал через шведского посла вывезти её за границу. Это было большим искушением, так как за границей находились её брат и две сестры, которых она не видела с начала войны. Но Великая Княгиня выдержала испытания, ответив послу, что не может оставить своей обители, вверенных Богом сестёр и больных. Следующее предложение последовало по заключении Брест-Литовского мира. Граф Мирбах дважды добивался приёма Елизаветы Фёдоровны, но она не приняла его, как представителя вражеской страны. Уехать из России Матушка Великая отказалась категорически: «Я никому ничего дурного не сделала. Буди воля Господня!» В начале марта 1918 года некий сапожник, чья жена лежала в обительской больнице, предложил Великой Княгине устроить ей побег, сказав, что у него есть хорошие сани и лошади, чтобы отвезти её в безопасное место. Тронутая таким отношением, она ответила, что сани не вместят всех её сестёр, а оставить их она не может. «…Казалось, что она стояла на высокой непоколебимой скале и оттуда без страха смотрела на бушующие вокруг неё волны, устремив свой духовный взор в вечные дали», - вспоминал митрополит Анастасий.

Елизавета Фёдоровна была арестована в третий день Святой Пасхи 1918 года. Параскева Тихоновна Корина (жена художника) рассказывала, что на всю жизнь запомнила тот пронзительный, долгий звонок, который раздался у ворот обители, когда чекисты-латыши пришли арестовывать Матушку Великую. Она просила дать ей два часа, чтобы сделать необходимые распоряжения по обители, но ей дали лишь полчаса на сборы. С плачем сбежались сёстры в церковь святых Марфы и Марии и обступили стоящую на амвоне Высокую настоятельницу. Все они понимали, что видят её в последний раз. Очень бледная, но без слёз, Великая Княгиня благословила собравшихся:

- Не плачьте, на том свете увидимся.

У ворот чекисты с побоями оторвали от неё сестёр и, посадив Елизавету Фёдоровну в машину, навсегда увезли её из родных стен.

По пути в ссылку Матушка Великая написала сёстрам письмо, стараясь в нём утешить их. «Я читаю сейчас чудную книгу святого Иоанна Тобольского, - писала она. – Вот как он пишет: «Милосердный Бог сохраняет, умудряет и умиротворяет сердечно предавшегося Его Святой Воле всякого человека и теми же словами поддерживает и укрепляет его сердце – не преступать Воли Божией, внушая ему таинственно: ты находишься всегда со Мной, пребываешь в Моём разуме и памяти, безропотно повинуешься Моей Воле. Я всегда с тобою, с любовью смотрю на тебя и сохраню тебя, чтобы ты не лишился Моей Благодати, милости и даров благодатных. Всё Мое – твое: Мое небо, Ангелы, а ещё больше Единородный Сын Мой, «твой есмь и Сам Я, есмь твой и буду твой, как обещался Я верному Аврааму. Я твой щит, награда моя велика вечно на веки веков» (Бытие). Господь мой, ведь Ты мой, истинно мой… Я Тебя слышу и слова Твои сердечно исполнять буду».

Скажите эти слова каждый день, и вам будет легко на душе.

«Надеющиеся на Господа обновятся в силе, подымут крылья, как орлы, потекут и не устанут, пойдут и не утомятся» (Исаия).

«Господи, верую, помоги моему неверию». «Дети мои, станем любить не словами или языком, а делом и истиной» (Послание).

Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами, и любовь моя со всеми вами во Христе Иисусе. Аминь».

В Алапаевске Великая Княгиня была заключена в здании Напольной школы. Здесь же были размещены Великий князь Сергей Михайлович, князья Иоанн Константинович, Игорь Константинович, Константин Константинович и Владимир Палей. Елизавета Фёдоровна много трудилась в огороде, вышивала и постоянно молилась. Местные жители жалели узников и приносили им еду, когда позволяла охрана. Сохранилось полотенце грубого деревенского полотна с вышивкой и надписью: «Матушка Великая княгиня Елизавета Феодоровна, не откажись принять, по старому русскому обычаю, хлеб-соль от верных слуг Царя и отечества, крестьян Нейво-Алапаевской волости Верхотурского уезда». Мария Артёмовна Чехомова, которой было в ту пору десять лет, вспоминала: «Бывало, мама соберёт в корзиночку яичек, картошечки, шанечек напечёт, накроет сверху чистой тряпочкой и посылает меня. Ты, говорит, по дороге Им ещё цветочков нарви… Пускали не всегда, но если пускали, то часов в одиннадцать утра. Принесёшь, а охранники у ворот не пускают, спрашивают: «К кому ты?» «Вот, матушкам покушать принесла…» - «Ну, ладно, иди». Матушка выйдет на крыльцо, возьмёт корзиночку, а у Самой слёзы текут, отвернётся, смахнёт слезу. «Спасибо, девочка милая, спасибо!» В одну из встреч Великая Княгиня подарила Маше отрез розовой ткани на платье.

Матушка Великая и заключённые с нею были убиты 18 июля 1918 года, в день памяти Преподобного Сергия, бывший днём Ангела мужа Елизаветы Фёдоровны. В зияющую бездну заброшенной шахты палачи столкнули её первой. При этом она крестилась и громко молилась:

- Господи, прости им, не знают бо что творят.

Все узники, сброшенные в шахту, кроме убитого при сопротивлении Сергея Михайловича и погибшего от взрыва одной из брошенных в яму гранат лакея Фёдора Ремеза, долгое время оставались живы. Свидетель-крестьянин слышал, как из глубины шахты доносилась Херувимская песнь.

Когда с приходом белых шахта была раскопана, и тела подняты на землю, то оказалось, что Великая Княгиня даже в последние часы своей жизни была верна делу Милосердия. Тяжело раненая сама, в полном мраке, она сумела перевязать своим апостольником голову раненого князя Иоанна… На груди Матушки Великой нашли икону Спасителя, украшенную драгоценными камнями, с надписью «Вербная Суббота 11 апреля 1891 года». Это был день перехода Елизаветы Фёдоровны в Православие. Дорогую для себя реликвию ей удалось спрятать от чекистов.

«Не всякому поколению суждено встретить на своём пути такой благословенный дар Неба, каким явилась Великая Княгиня Елисавета Феодоровна», - писал митрополит Анастасий. Все, кто имел счастье встречаться с Матушкой Великой, вспоминали её с благоговением. Никто не замечал усталости и озабоченности на её просветлённом, всегда ласковом лице. И лишь немногие близкие, оставаясь наедине с ней, видели задумчивость и печаль в её глазах. «У неё на лице, особенно в глазах, проступала таинственная грусть – печать высоких душ, томящихся в этом мире», - отмечал протопресвитер М. Польский. Последняя монахиня Марфо-Мариинской обители, матушка Надежда, вспоминала: «…Один лик – посмотрел только и видишь – с Неба спустился человек. Ровность, такая ровность и даже нежность, можно сказать… От таких людей живой Свет расходится по миру, и мир существует. Иначе задохнуться можно, если жить жизнью этого мира. Где они, эти люди? Нету их, нету. Мир недостоин их. Это Небо и земля – эти люди в сравнении с мирскими. Они ещё при жизни оставили этот мир и были в Ином. Теперь и духа не слыхать таких людей. Около них побудешь – как будто воздухом вечности подышал. Рядом с Ней всё менялось, чувства другие, всё другое. И таких людей гнали, не признавали, преследовали! Господь и взял Их, потому что мир не был Их достоин…»

«Вместе со всеми другими страдальцами за Русскою землю она явилась одновременно и искуплением прежней России, и основанием грядущей, которая воздвигнется на костях новых мучеников, - писал митрополит Анастасий. – Такие образы имеют непреходящее значение, их удел – вечная память и на земле, и на небе. Не напрасно народный голос ещё при жизни нарёк её святой».

Марфо-Мариинская обитель пережила Матушку Великую на семь лет, в которые, впрочем, практически прекратила свою прежнюю деятельность. В 1926 году большинство сестёр были высланы в Среднюю Азию, помещения заняли различные учреждения, а в Покровском храме утроили клуб. Позднее в нём, в алтаре, где раньше был престол, установили огромную статую Сталина…

Последняя монахиня обители, матушка Надежда (Зинаида Александровна Бреннер), скончалась в 1983 году. Последние годы жизни она провела в доме Е.В. Неволиной, которая записала воспоминания и многочисленные поучения своей удивительной постоялицы, хранившей в себе дух Марфо-Мариинской обители и её Высокой настоятельницы, которым было пронизано каждое дело и слово её.

- В самой отчаянной ситуации – Бог с нами, - говорила матушка Надежда. – Он, не кто-то другой, владеет ситуацией. Он – всегда побеждает! Гляди на Божий мир, в Божии светлые души. Нужно видеть, что Бог – главный, что Он побеждает – и тогда, когда мы терпим поражение… Лишь бы не изменить Христу… Остаться с Господом – до конца. Не принять в себя греховную черноту. Не согласиться на уныние, тем паче – отчаяние.

Если тебе плохо – начинай благодарить… …Обязательно поможет. Главное – впустить Бога в свою душу. Бесы терпеть не могут: Слава Тебе Боже! – сразу разбегаются.

Самое худшее углубиться в чужие или свои грехи до того, что не заметишь, как они тобой завладеют. Ни тоску, ни уныние, ни отчаяние, ни агрессию бесовскую мы в себя впустить не вправе. Это и есть верность Господу. А то говорят: власть тьмы нарастает. Но лишь бы мы не впустили эту тьму – в свои души. Да, дьявол всё разоряет, разрушает. А Господь, наоборот, - всё соединяет, созидает. Главное, чтобы через нас – бес не стал уничтожать и крушить. Пусть, пользуясь нами, Бог – воссоздаёт, радует, утешает… Это и есть верность Христу. Мы должны быть Его орудием. Пусть весь мир клокочет бурей страстей – Бог не даст нам утонуть, если сохраним Его заповеди: на зло – отвечать добром, на ненависть – состраданием. Творящие зло – самые несчастные. Они достойны жалости. Эти люди – в большой беде.

Пожертвовать