Стихи матери Марии

Монахиня Мария (известна как Мать Мария, в миру Елизавета Юрьевна, в девичестве Пиленко) — монахиня Западноевропейского Экзархата русской традиции Константинопольского Патриархата. Русская поэтесса, мемуаристка, публицист, общественный деятель, участница французского Сопротивления. Канонизирована Константинопольским Патриархатом как преподобномученица. Она погибла в Германии в марте 1945 года. А родилась в Риге — 20 декабря 1891 года.

Вспоминая о ней сегодня, в день ее рождения, мы можем рассказать о ее бурной благотворительной деятельности, военных подвигах, сложной семейно жизни и выборе монашеского пути… а еще мы можем просто перечитать ее стихи:

За этот день, за каждый день отвечу, —

За каждую негаданную встречу, —

За мысль и необдуманную речь,

За то, что душу засоряю пылью

И что никак я не расправлю крылья,

Не выпрямлю усталых этих плеч.

За царский путь и за тропу пастушью,

Но, главное, — за дани малодушью,

За то, что не иду я по воде,

Не думая о глубине подводной,

С душой такой крылатой и свободной,

Не преданной обиде и беде.

О, Боже, сжалься над Твоею дщерью!

Не дай над сердцем власти маловерью.

Ты мне велел: не думая, иду…

И будет мне по слову и по вере

В конце пути такой спокойный берег

И отдых радостный в Твоём саду.

22 августа 1933 г.

Кто я, Господи? Лишь самозванка,

Расточающая благодать.

Каждая царапинка и ранка

В мире говорит мне, что я мать.

Только полагаться уж довольно

На одно сцепление причин.

Камень, камень, Ты краеугольный,

Основавший в небе каждый чин.

Господи, Христос — чиноположник,

Приобщи к работникам меня,

Чтоб ответственней и осторожней

Расточать мне искры от огня.

Чтоб не человечьим благодушьем,

А Твоей сокровищницей сил

Мне с тоской бороться и с удушьем,

С древним змием, что людей пленил.

Гренобль, 1932

Пусть отдам мою душу я каждому,

Тот, кто голоден, пусть будет есть,

Наг — одет, и напьётся пусть жаждущий,

Пусть услышит неслышащий весть.

От небесного грома до шёпота,

Учит всё — до копейки отдай.

Грузом тяжким священного опыта

Переполнен мой дух через край.

И забыла я, — есть ли средь множества

То, что всем именуется — я.

Только крылья, любовь и убожество,

И биение всебытия.

Ни формулы, ни мера вещества,

И ни механика небесной сферы

Навек не уничтожат торжества

Без чисел, без механики, без меры.

Нет, мир, с тобой я говорю, сестра,

И ты сестру свою с любовью слушай,

Мы — искры от единого костра,

Мы — воедино слившиеся души.

О, Мир, о мой одноутробный брат,

Нам вместе радостно под небом Божьим

Глядеть, как Мать воздвигла белый плат

Над нашим хаосом и бездорожьем.

Мне кажется, что мир еще в лесах,

На камень камень, известь, доски, щебень.

Ты строишь дом. Ты обращаешь прах

В единый мир, где будут петь молебен.

Растут медлительные купола…

Неименуемый, Нездешний. Некто,

Ты нам открыт лишь чрез Твои дела,

Открыт нам, как Великий Архитектор.

На нерадивых Ты подъемлешь бич,

Бросаешь их из жизни в сумрак ночи.

Возьми меня, я только Твой кирпич,

Строй из меня, Непостижимый Зодчий.

Не голодная рысит волчиха,

Не бродягу поглотил туман,

Господи, не ясно и не тихо

Средь Твоих оголодавших стран.

Над морозными и льдистыми реками

Реки ветра шумные гудят.

Иль мерещится мне только между нами

Вестников иных тревожный ряд?

Долгий путь ведёт нас всех к покою,

(Где уж там, на родине, покой?)

Лучше по звериному завою,

И раздастся отовсюду вой.

Посмотрите, — разметала вьюга

Космы дикие свои в простор.

В сердце нет ни боли, ни испуга,

И приюта нет средь изб и нор.

Нашей правды будем мы достойны,

Правду в смерть мы пронесём, как щит.

Господи… неясно, неспокойно

Солнце над землёй Твоей горит.

Париж, 1937г.

Сопряжены во мне два духа, —

Один спокойно счёт ведёт:

Сегодня воля, завтра гнёт,

Сегодня горечь, завтра мёд,

Всему есть мера, есть и счёт…

И стукают костяшки глухо…

Другой, — несчётный и бродяга,

Слепых и нищих поводырь.

Ну что ж Пустырь, так чрез пустырь,

Сегодня в даль, а завтра в ширь,

А послезавтра в небо тяга.

Пророчит он о граде, трусе,

О волнах огненной реки, —

И дал его мне в вожаки

Ты, Господи Исусе.

Запишет все слова протоколист,

А судьи применят законы.

И поведут. И рог возьмёт горнист.

И рёв толпы…И колокола звоны…

И крестный путь священного костра,

Как должно, братья подгребают уголь.

Вся жизнь, — огонь, — паляще и быстра.

Конец…как стянуты верёвки туго.

Приди, приди, приди в последний час.

…Скрещенье деревянных перекладин.

И точится незримая для глаз

Веками кровь из незаживших ссадин.

17 апреля 1938 г., Париж

Пожертвовать