Все учение – жизнь

Начало беспримерному в истории размаху православного подвижничества, случившегося в XIV-XV вв. было положено под Москвой, в Троицком монастыре преподобным Сергием Радонежским.

Преподобный Сергий Радонежский (1314 или 1322 – 1392) не оставил после себя ни единой строчки. Более того, он всегда сторонился откровенного учительства. Поэтому, можно сказать, что учение преподобного Сергия Радонежского – это его жизнь.

Подвижничество преподобного Сергия Радонежского в значительной степени повлияло на всю отечественную духовность, ибо он внес в нее важнейшие для всего русского национального сознания религиозно-философские идеи.

В первую очередь, Сергий Радонежский, стремясь к “жизни во Христе”, ввел идею и практику “высокого жития”, как реальный пример нравственного совершенства, как некий общечеловеческий идеал. Незадолго до смерти, Сергий Радонежский завещал своим инокам “иметь чистоту душевную и телесную и любовь нелицемерную”, “смирением украшать себя”, “единомыслие друг с другом хранить”, “ни во что ставить честь и славу жизни этой, но вместо этого от Бога воздаяния ожидать, небесных вечных благ наслаждения”. По сути дела, в этом завещании, в краткой форме, выражены все главные составляющие идеи “высокого жития”.

Проповедуя “высокое житие”, Сергий Радонежский призывал иноческую братию, прежде всего, к полному отказу от мирских соблазнов – богатства, власти, ненависти, насилия. Он считал, что все эти мирские заботы тяготят душу и мешают иноку сосредоточиться на молитве. “А ни о чем бесполезном не нужно заботиться, но следует уповать и взирать на Бога, Который может кормить нас, и одевать, и обо всех наших делах заботиться: и от него следует ожидать всего, что нужно доброго и полезного душам и телам нашим”, – говорил Сергий.

Поэтому в самом Троицком монастыре практиковались нищелюбие, отказ от частной собственности, смирение и любовь. Но, в то же время, Сергий не приветствовал полной нищеты или побирушничества, чем занимались монахи иных обителей. Троицкий игумен очень высоко ценил человеческое достоинство, которое дано от Бога, и которое человек обязан соблюдать. Поэтому троицкие иноки практиковали каждодневный совместный труд для добывания средств к существованию. Больше того, если жители окрестных сел привозили инокам провизию, то по велению игумена, они сначала совершали молитву во славу Божию, потом кормили гостей, и уже в последнюю очередь сами приступали к трапезе.

Отказ от всего мирского должен был способствовать тому, чтобы иноки хранили “чистоту души”, как необходимое условие “высокого жития”. В этом смысле, Сергий Радонежский следовал древней монашеско-аскетической традиции. В тексте Жития говорится, что в своем сердце (“на сердци имеа”) преподобный Сергий носил примеры знаменитых древних подвижников, основателей монастырской вообще и, в частности, общежительской традиции -Антония Великого, Евфимия Великого, Савву Освященного, Пахомия, Феодосия и прочих.

Однако по его мнению, достижение душевной чистоты не было связано с практикой “истязания плоти” в том виде, как ее понимали, например, в Киево-Печерском монастыре. Житие сообщает, что еще в то время, когда иноки жили “особно”, Сергий вел строгую постническую жизнь, а добродетели его были таковы: “голод, жажда, бдение, сухая пища, на земле сон, чистота телесная и душевная, молчание уст, плотских желаний тщательное умерщвление, труды телесные, смирение нелицемерное, молитва беспрестанная, рассудок добрый, любовь совершенная, бедность в одежде, память о смерти, кротость с мягкостью, страх Божий постоянный”. При этом Житие подчеркивает особое значение идеи страха Божия, которым преподобный оградился от грехов. Однако сам страх Божий – это лишь начало подвига, начало всякой добродетели.

И уже чуть ниже, Житие сообщает, что “бесовских искушений” Сергий избегал не практикой “истязания плоти”, но лишь строгим постом: “Преподобный же, почувствовав нападение вражеское (т.е. дьявольские искушения. – С.П.), подчинил себе тело и поработил его, обуздав постом и так благодатью Божией был он избавлен от искушений”. Самое же главное средство в борьбе с искушениями – нравственный подвиг, та самая “чистота души”, когда, не прибегая к физическим истязаниям, человек лишь одними “стрелами чистоты” способен преодолеть все соблазны: “Научился он против бесовских нападений обороняться: как только бесы стрелами греха поразить его хотели, преподобный стрелы чистоты пускал в них, стреляющих во мраке в праведных сердцем”.

Следовательно, в Троицкой обители аскетический подвиг рассматривали, как, во-первых, страдание во имя Христа, и, во-вторых, как средство “осветления души”, ибо страдание должно именно осветлять душу, а не “истязать” тело. Таким образом, выступая духовным наследником Антония и Феодосия Печерских, Сергий Радонежский сместил акценты в направление духовного и нравственного самосовершенствования, отказавшись от физического “истязания плоти”. И недаром в самом Житие неоднократно подчеркивается, что именно из-за “чистоты жизни” преподобный Сергий был удостоен Божией благодати.

Немаловажным условием “высокого жития” были идеи смирения и любви. И Сергий Радонежский всей своей жизнью доказывал окружающим – жизнь можно устраивать только добром и любовью, ибо, отвечая злом на зло, человек порождает новое зло. Недаром Г.П. Федотов, говоря о Сергии Радонежском, вполне справедливо заметил: “Смиренная кротость – основная духовная ткань его личности”.

Необходимой составляющей “высокого жития” являлась идея “внутренней” духовной свободы, как высшей степени свободы вообще. В основе этой идеи лежат слова Иисуса Христа: “И познаете истину, и истина сделает вас свободными” (Ин., 8:32). Развитая впоследствии в трудах Отцов Церкви, идея “внутренней свободы” получила свое яркое воплощение в жизни и деятельности преподобного Сергия Радонежского.

Суть этой идеи в следующем. Человек, под действием благодати Святого Духа, способен познать Божию истину и вступить на путь спасения. Познание истины убеждает человека в бессмысленной суетности мирских забот, но, одновременно, многократно укрепляет его духовные силы. Следовательно, овладевший истиной человек оказывается свободным по отношению к окружающему миру и ко злу, которое этот мир наполняет. Более того, он начинает противостоять злу.

“Внутренняя свобода” – это высшая степень свободы потому, что человек в своих помыслах и поступках максимально приближается к Божественному образу. Никакая другая разновидность свободы, а особенно та свобода, которая установлена в человеческих законах, не могут сравниться со свободой “внутренней”. Ведь если в сердце человека живет Божия Благодать, то ничто не может помешать ему быть свободным, ибо под воздействием этой Благодати человек совершает именно те поступки, которые внушены ему Самим Господом.

Примерами “внутренней свободы” преподобного Сергия могут служить многочисленные случаи, когда он совершенно свободно обращается с князьями, епископами и многими сильными мира сего, которые приводятся в его Житие. Озабоченный только служением Господу, он оказывается выше и свободнее многих, наделенных реальной мирской властью.

Надо сказать, что идея “внутренней свободы” со временем стала очень влиятельной в отечественной религиозно-философской мысли и в литературно-художественном творчестве. Эта идея нашла свое отражение и выражение практически во всех учениях русских любомудров и во многих произведениях русских писателей. Более того, в идее “внутренней свободы” Сергий Радонежский выразил одно из важнейших качеств русского национального самосознания.

Еще одно из условий “высокого жития” – и для отдельного человека, и для монастырской обители, и для общества в целом, – преподобный Сергий видел в единомыслии.

Единомыслие для отдельного человека – это единство души, полностью посвященной служению Господу. Для обители – это единство помыслов и действий всех иноков, которые своим подвигом умножают Христову Любовь на земле и подают пример остальным людям. Для общества – это идея единства Руси, благодаря которому Русь только и может спастись.

И совсем неслучайно то, что обитель, основанная преподобным Сергием, была посвящена Святой Троице. Сергий Радонежский видел в Троице высший христианский образ Единства и Любви, ибо ипостаси Святой Троице единосущны, не разделены отношениями старшинства и младшинства, не знают ненависти, но исполнены Любви.

Следует напомнить, что именно догмат о Святой Троице, в силу трудности его разумного понимания, породил в истории христианской Церкви множество различных ересей. Догмат о Святой Троице (или – тринитарный догмат) – один из важнейших в христианском вероучении. И, в то же время, один из сложнейших для его религиозно-философского и богословского толкования. Еще святые Отцы Церкви, предвидя трудности в постижение догмата Святой Троицы, старались разъяснить тайну “неслиянности и нераздельности” Божественного Триединства. При этом они активно использовали образы и символы. Одни проводили сравнение с солнечным сиянием, где одновременно едины и различимы солнце, луч и свет. Другие размышляли о тайне и гармонии любви, где лица-ипостаси взаимоотносятся как Любящий, Любимый и Любовь. Третьи говорили о воле, разуме и действии. Но все сходились в одном: Святая Троица – это не количественная характеристика, а качество Господа, непостижимое для человека, но данное ему в Откровении. Св. Василий Великий писал: “Господь, передавая нам об Отце и Сыне и Святом Духе, не счетом переименовал их ибо не сказал: в первое, второе и третье, или – в одно, два и три но в святых Именах даровал нам познание веры, приводящее ко спасению…”

Интересно, что до Сергия Радонежского догмат Святой Троицы принимался на Руси как таковой. Даже будучи объектом умозрительных религиозно-философских рассуждений, Святая Троица не рассматривалась как необходимая часть реальной жизни. К примеру, храмы предпочитали посвящать более реальным образам: Спасу, Божией Матери, “скорому помощнику” Николе Чудотворцу, святым воинам и Отцам Церкви. И лишь в Киево-Печерском монастыре Троице уделяли гораздо большее внимание – там, над главными воротами в начале XII в. была поставлена Троицкая церковь. Следовательно, обращаясь к образу Святой Троицы, Сергий Радонежский выступал и наследником традиции, установленной киево-печерскими иноками.

Но впервые в русской религиозно-философской мысли преподобный Сергий придал идее Святой Троицы реальное, конкретное звучание, преобразовал христианский догмат в символ живого единства, того единства, к которому должны стремиться все живущие на земле люди. Таким образом, Святая Троица это еще и прообраз того, как должно строиться человеческое общежитие вообще и русское общество, в частности.

Образ Святой Троицы, проповедуемый им и как символ единства небесного и земного, и как символ единства земной жизни, и как символ единства Церкви и как символ единства Ветхого и Нового заветов, закрепленный в русском национальном сознании творением Андрея Рублева иконой “Святая Троица”, в скором уже времени стал путеводной звездой для многих русских книжников.

По сути дела, образ Святой Троицы показал всей Руси возможную и реальную дорогу спасения государства. В религиозно-философском смысле, этот образ, как идеал земного бытия, открывал путь для снятия самой дилеммы – национальное или вселенское. Путь этот был связан с освоением опыта Вселенской Церкви через укрепление и развитие собственных национальных начал в Русской Церкви. Ведь в иноческом подвиге Сергия Радонежского нашли свое единство давние русские традиции радостного, оптимистического восприятия православной веры, и принципы более мистического восточного христианства. Более того, объединенные воедино, они стали основой всего дальнейшего духовного развития Руси. Идея особого пути Руси и особого замысла Божиего в отношении Руси постепенно стала завоевывать все большее место в сердцах и сознании русских книжников. И недаром именно грядущие XV-XVI века стали самыми яркими временами русской святости. Осознавая и признавая святость своих молельников, и вся Русь приобретала постепенно святость.

Следовательно, Святая Троица, в честь которой и была основана обитель на горе Маковец, становилась и символом единства Руси. Как показала дальнейшая история, именно из Троицкой обители русские люди и в XIV в., и позднее, ждали импульсов к возрождению единства в Русском государстве, ибо эти импульсы исходили, как бы от Самого Господа. А икона “Троица”, написанная Андреем Рублевым, духовным учеником преподобного Сергия, почиталась не как произведение искусства, а опять же, как воплощенный символ Божественного единения.

Вполне естественно, что стремление к “высокому житию” предполагало и некие определенные способы познания Божиего Промысла. И в этом смысле Сергий Радонежский большое значение придавал мистическому познанию.

Символическая основа видений лежит в Библии, которая вся проникнута идеей божественных видений и знамений (так, фундаментальный образ Троицы, ставший основой тринитарного догмата, свое начало берет, как уже говорилось, в библейском рассказе о явлении трех муже Аврааму). Большое значение мистическому языку познания Божиих тайн придается в трудах Отцов Церкви, особенно в сочинениях Дионисия Ареопагита. Позднее эта традиция получает особое развитие в Византийской Церкви.

На Руси также сохранялось общеправославное убеждение в том, что познание Господних тайн происходит с помощью мистических видений и богоявлений. С XI в. известно большое число памятников переводной восточной литературы, повествующих о видениях, особенно в этом смысле яркими были апокрифические сочинения. Но обоснование форм мистической связи с божественным миром, в русской книжной традиции встречается довольно редко. Более того, атмосфера монашеской мистики видений возникает на Руси только с конца XIV – начала XV вв. И у истоков подобного явления стоит Сергий Радонежский. Как писал еще Г.П. Федотов: “Мы имеем полное право видеть в преподобном Сергии первого русского мистика, то есть носителя особой, таинственной духовной жизни, не исчерпываемой подвигом любви, аскезой и неотступностью молитвы. Тайны его духовной жизни остались скрытыми для нас”.

По сути дела, в этом внимание к мистическому познанию Божиих тайн, столь ярко представленному Житием Сергия Радонежского, можно видеть новый и плодотворный опыт освоения русской религиозно-философской мыслью традиций Византийской Церкви. Однако дело не только в освоении восточных традиций, но и в том, что эти традиции наполнялись и дополнялись собственным, русским, прочтением самих чудесных явлений. И отечественная религиозно-философская мысль шла по пути впитывания в себя восточного религиозного мистического опыта.

Сами по себе причины видений и богоявлений могли быть разными. В первую очередь, богоявления совершались чудесным образом, без какого-либо волеизъявления со стороны человека, но по воле Самого Бога. В то же время, в монашеских общинах разрабатывались специальные методики достижения мистического транса. Начало этому было положено еще древними египетскими и сирийскими отшельниками III-VII вв.

Как свидетельствует Житие Сергия Радонежского, богоявления троицкому игумену совершались неоднократно. Чаще всего – во время молитвы. Наиболее яркое и значимое из них – явление Божией Матери, Которая в ответ на молитву преподобного Сергия, обещала Свое покровительство устроенной им обители. Причем, важно, что Сергий, после молитвы, предупредил находящегося рядом инока Михея о грядущем явлении Пречистой Богородицы: “Чадо! Будь бдительным и бодрствуй, потому что видение чудесное и ужасное будет нам в сей час”, – сказал преподобный Сергий. Важно в данном случае и то, что явление Богородицы было уникальным в монашеской практике той поры.

Важно в данном случае и то, что явление Богородицы было уникальным в монашеской практике той поры. Сам факт видения преподобному Сергию Божией Матери – это первое свидетельство явления Богородицы русскому иноку. Позднее в этом видели явный божественный знак того, что Господь стал уделять Руси, и именно Московской Руси, свое особое покровительство.

По свидетельству другого инока, Симона, во время богослужения являлся Сергию Радонежскому и “божественный огонь”, “ходящий по жертвеннику, осеняющий алтарь и со всех сторон святую трапезу окружающий”. А затем, когда Сергий хотел причаститься, “божественный огонь свернулся, как некая плащаница и вошел в святой потир (сосуд для причащения. – С.П.) так святой и причастился”. О том, что преподобному Сергию было дано чудесное мистическое знание, говорят и многие другие факты, приведенные в его Житие, – исцеления больных, изгнания бесов, и даже воскресение из мертвых.

В целом же, мистический опыт преподобного Сергия, поведанный его Житием, свидетельствует, что на рубеже XIV-XV веков перед русской религиозно-философской мыслью уже в полном объеме вставала задача освоения опыта христианской Церкви во всем его многообразном объеме. Стремясь найти себя на путях Божиего Промысла, Русь стремилась к символическому единению с Богом. И роль именно Сергия Радонежского в этом более чем велика.

Немаловажное значение имеет и то, что преподобный Сергий стал одним из тех, кто придал византийскому христианству уже национальное звучание, преобразив его в поистине народную религию. Во многом благодаря именно Сергию Радонежскому, русское православие приобрело те духовно-нравственные и практические составляющие, которые и сегодня сохраняют свою живительную силу.

Необходимо также сказать о том, что подвижническая деятельность преподобного Сергия Радонежского положила начало такому своеобразному явлению в русском православии как старчество. Старцы – это монахи, которые своей праведной жизнью доказывали способность человека к нравственному, духовному очищению. Значение института “старчества” в русском монашестве на протяжении веков существенно изменялось. Однако сохранялась и несомненная духовная преемственность. В целом же, своим духовным авторитетом старцы оказывали огромное влияние на все русское общество.

Преподобный Сергий Радонежский стал подлинным “светильником” для современников и потомков – человеком, сумевшим подчинить всю свою жизнь евангельским заповедям любви и единомыслия. Избегая искуса судить и назидать, он учил даже не столько словом, сколько своим образом жизни, своим отношением к окружающим. И народ услышал его безмолвную проповедь. Поэтому жизненный путь “великого старца”, как его называли, выглядит и парадоксальным – всю жизнь он бежал от общества людей, а в результате стал его духовным предводителем. Уже при жизни преподобного Сергия Радонежского рассматривали как воплотившийся в реальном человеке символ единства Руси, которого столь жаждал русский народ в XIII-XIV столетиях.

Вскоре после смерти, в 1447 году, преподобный Сергий Радонежский был канонизирован, а позднее почитался как небесный покровитель и заступник московских государей. И недаром именно в Троице-Сергиевом монастыре крестили великокняжеских и царских детей.

А столь великое внимание, уделяемое преподобным Сергием Радонежским идее Святой Троицы, нашло свое выражение в иконописных трудах Андрея Рублева (1370? – 1430?). Андрей Рублев написал икону “Троица” около 1411 г. по заказу Троицкой обители, возможно, для первой деревянной часовни, построенной над могилой Сергия Радонежского.

В соответствии с многовековой вероучительной традицией образ Святой Троицы присутствует в Ветхом Завете в 18 главе книги Бытие, где рассказывается о явлении праотцу Аврааму и его жене Сарре трех мужей-ангелов: “И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного. Он возвел очи свои, и взглянул, и вот, три мужа стоят против него…” (Быт., 18: 1,2). Господь, принявший образ трех ангелов и явившийся Аврааму носит еще одно именование – “Троица Ветхозаветная”.

Сложность словесного толкования таинства Святой Троицы уже первых христиан побуждала искать иные способы постижения этой тайны, используя, в том числе, и изобразительный язык. Сюжет “Явление трех ангелов Аврааму” (или иначе “Гостеприимство Авраама”) довольно рано появляется в иконографии – например, в живописи катакомб на Виа Латина (IV в.), а также в ранних мозаиках в церкви Санта Мария Маджоре в Риме (V в.) и церкве Сан-Витале в Равенне (VI в.). Широкое распространение имел этот сюжет и в византийском искусстве.

В Древнюю Русь иконография “Гостеприимство Авраама” пришла очень рано – в XI веке (фреска в Софийском соборе в Киеве). Присутствует этот сюжет на южных вратах собора Рождества Богородицы в Суздале (XIII в.), на фреске Феофана Грека в храме Спаса Преображения на Ильине улице в Новгороде (XIV в.), на многочисленных иконах.

Но поворотным пунктом религиозно-философского и богословского осмысления этой иконографии становится икона “Троица” Андрея Рублева. По мнению современных исследователей, только рублевская икона может называться “Троица” в отличие от “Гостеприимства Авраама”. И икона, выполненная Рублевым, стала, своего рода, художественным воплощением богословских и религиозно-философских воззрений преподобного Сергия Радонежского.

Вообще, эту мысль впервые высказал Е.Н. Трубецкой: “В иконе выражена основная мысль всего иноческого служения преподобного… Он молился, чтобы этот зверообразный, разделенный ненавистью мир преисполнился той любовью, которая царствует в Предвечном Совете живоначальной Троицы. А Андрей Рублев явил в красках эту молитву, выразившую и печаль, и надежду св. Сергия о России”. В том направлении размышлял над рублевским образом Святой Троицы и П.А. Флоренский: “В иконе Троицы Андрей Рублев был не самостоятельным творцом, а лишь гениальным осуществителем творческого замысла и основной композиции, данных преподобным Сергием”.

В самом деле, изображая Троичное Божество, единство Ветхого и Нового Заветов, таинство евхаристии и торжество христианского смирения, икона Святой Троицы является символом погружения в таинство божественного бытия, в его неслиянность и нераздельность. И это лишний раз подчеркивает значение символа Святой Троицы, которую всю свою жизнь созерцал Сергий Радонежский, “дабы, – как сказано в его житие, – воззрением на Святую Троицу побеждался страх ненавистной розни мира сего”. Следовательно, образ Святой Троицы дан для России на все времена для ее преображения и духовного возрождения. Вслед за Андреем Рублевым подобной схемы изображения Троицы стали придерживаться многие иконописцы, вплоть до XVII века (“Троица” Симона Ушакова).

Пожертвовать