«Благотворитель, скромный не делами, а поведением»
Мы продолжаем знакомить читателей с традициями благотворительной деятельности Дома Романовых. На протяжении XIX века члены царской семьи подавали пример русской аристократии и купечеству, учреждая благотворительные общества и беря под своё покровительство богоугодные учебно-воспитательные и лечебные учреждения. В номере №2 (114) за июнь 2014 г. мы рассказывали о супруге Императора Павла I Марии Федоровне, основавшей ведомство по управлению благотворительностью в Российской империи, позднее названное Ведомством учреждений Императрицы Марии, которое приняло в своё ведение целую сеть заведений по призрению детей и взрослых. С тех пор в обязанности каждой последующей государыни Дома Романовых входило возглавление Ведомства и деятельное участие в делах милосердия и благотворительности.
Российская Императрица Елизавета Алексеевна (1779 – 1826), супруга Императора Александра I, получившая у современников известность «благотворителя, скромного не делами, а поведением», не стала ярким персонажем в череде правящих монархов на страницах российской истории. Печальный образ этой удивительной женщины оказался незаслуженно забыт поколениями потомков.
«Непонятная и покинутая, она ушла в себя, скрыла свои истинные чувства под непроницаемой бесстрастной оболочкой и как бы гордилась тем, что живет, как чужая, при дворе своего супруга и остаётся в тени. Кроме того, презирая интригу, она избегала если не иметь, то, по крайней мере, высказывать своё мнение делала вид, что ничем не интересуется и позволяет управлять собой, уступая во всём, и берегла только своё сердце», – писал об Императрице историк Альбер Вандаль.
Французский посол генерал Анн Савари вспоминал: «За 14 лет пребывания царствующей Императрицей здесь её характер остался неизвестен даже тем, кто её обычно видит… Это женщина, которую было бы легче покорить умом, чем сердцем. Никогда не было политических интриг при её дворе, являющемся обиталищем обыкновенного частного лица. Я считаю Императрицу Елизавету Алексеевну женщиной очень тонкой, с изощрённым умом».
При всей своей замкнутости Елизавета Алексеевна была довольно популярна у современников: сохранилось множество её портретов, написанных знаменитыми и неизвестными художниками, стремившимися запечатлеть её «ангельскую красоту» придворные и сановники отмечали её прекрасный голос, кроткий характер, ум и начитанность поэты посвящали ей стихи. Одно из самых известных стихотворений А. С. Пушкина – о Елизавете Алексеевне:
Немецкая принцесса Луиза-Мария-Августа Баден-Дурлахская в возрасте 11-ти лет приехала в Россию по приглашению Императрицы Екатерины II. Когда ей исполнилось 14 лет, её выдали замуж за 16-летнего Великого Князя Александра Павловича, будущего Императора Александра I. Один из придворных, граф Федор Головкин, описал церемонию обращения Луизы в Православие: «Принцесса посреди дворцовой церкви громко произнесла Символ веры. Она была хороша собою, как ангел, одета в розовое платье, вышитое большими белыми розами, с белой юбкой, вышитой таким же образом розовыми цветами ни одного бриллианта в распущенных русых волосах. Это была Психея!.. Принцесса была наречена именем Елисаветы, в память императрицы, избравшей Екатерину». Сама Екатерина II писала барону Гримму: «Эта пара прекрасна, как ясный день, в ней пропасть очарования и ума… Это сама Психея, соединившаяся с любовью».
В первые годы правления Александра I Елизавета всё время была рядом с мужем, поддерживая его дух, советуя и помогая в делах. Их объединяли не только общие интересы и принципы, но и нелюбовь к пышности, этикету и официальным почестям. Фрейлина Императрицы, княгиня Софья Мадатова, вспоминала, что «вкусы Императрицы были до крайности просты, она никогда не требовала даже самых пустячных вещей для убранства своих комнат, даже не приказывала никогда приносить цветы и растения. Однако надобно заметить, что это делалось ею отнюдь не из равнодушия к этим предметам, а единственно из желания никого не беспокоить. Она никогда не обнаруживала неудовольствия, если что выходило не по ней, напротив, настроение духа всегда было ровное. Приятный звук её голоса мог очаровать самого равнодушного человека, а её симпатичный взгляд располагал в её пользу самых холодных людей».
Юная императрица обожала своего мужа, о чём делилась с матерью в письме: «Счастье моей жизни в его руках, если он перестанет меня любить, то я буду несчастной навсегда. Я перенесу всё, всё, но только не это». Довольно скоро, однако, она была оставлена и практически забыта супругом, менявшим своих фавориток. По словам современников, «печать ранней грусти легла на её образ». Жизнь молодой женщины, по воспоминаниям её фрейлины и подруги Варвары Головиной, превратилась «в тяжёлый, долгий сон, который она боялась признать действительностью… Она старалась по возможности удалиться от порядка вещей, который ей не нравился. Она исполняла все обязанности, сопряженные с её рангом, но в возмещение она создала себе внутренний мир, где воображение имело больше власти, чем рассудок».
Свое место при дворе Елизавета уступила вдовствующей Императрице Марии Фёдоровне сама же стала избегать светской жизни, скорее претерпевая, чем принимая обязанности своего официального статуса. Усердно занимаясь языками, историей, географией и философией, Елизавета получила тёплый отзыв даже знаменитой княгини Екатерины Дашковой, стоявшей во главе двух российских академий и отличавшейся острым языком и категоричностью суждений: «Меня привлекли к ней ум, образование, скромность, приветливость и такт, соединённый с редкой для такой молодой женщины осторожностью. Она уже правильно говорила по-русски, без малейшего иностранного акцента».
При дворе Елизавету недолюбливали за сдержанность, неумение и нежелание льстить, и особенно за долгое отсутствие детей. Наконец, после более чем пяти лет бездетного брака, Елизавета Алексеевна родила дочь Марию. Чувствуя себя одинокой, она замкнулась в пределах детской комнаты и своих апартаментов, стараясь как можно меньше принимать участия в делах двора и большого света. Все её интересы отныне заключались в «мышке», как она звала дочь. Однако материнское счастье было недолгим – прожив всего тринадцать месяцев, девочка умерла. Глубоко переживая смерть дочери, Елизавета писала матери: «О, мама, как ужасна непоправимая потеря: я первый раз переношу нечто подобное. Вы легко можете понять, какая пустота, какая смерть распространилась в моём существовании. Вы теряли ребенка, но у вас оставались другие дети, а у меня их нет, и я даже теряю надежду иметь детей в будущем. Но даже если б у меня и был другой ребенок, то её, моей обожаемой Mauschen, более не существует».
Спустя шесть лет у Елизаветы Алексеевны родилась ещё одна дочь, которую мать ласково называла «котеночек». Графиня Головина вспоминала: «Дочь Императрицы стала предметом её страстной любви и постоянным занятием. Её уединённая жизнь стала счастьем для неё. Как только она вставала, она шла к своему ребёнку и почти не расставалась с ним по целым дням… Но счастье продолжалось только восемнадцать месяцев». Елизавета похоронила дочь. «С ней я потеряла всё», – писала она матери. Её часто видели одну, в простом платье, в Александро-Невской лавре, где она навещала могилы своих детей.
В последующие годы, ведя очень уединённый образ жизни и отказавшись от внешних почестей и блеска, Императрица Елизавета Алексеевна находила искреннюю радость и утешение в деле организации общественного призрения и образования в России. «Я до глубины души привязана к России, – писала она в одном из писем матери. – И это не слепой энтузиазм, мешающий мне видеть преимущества иных стран перед Россией: я чувствую всё, чего ей не хватает, но вижу также и то, какой она может стать, а каждый её шаг вперед радует меня».
Своё милосердие Елизавета Алексеевна не придавала огласке – многое из сделанного ею стало известно только после смерти Императрицы благодаря воспоминаниям окружавших её и помогавших ей людей. Её благотворительную деятельность хорошо характеризует евангельская заповедь: «Когда творишь милостыню, не труби перед собою, (…) пусть левая рука твоя не знает, что делает правая».
Отечественная война 1812 года с её разрушительными последствиями произвела глубокое впечатление на Елизавету Алексеевну. Она разделяла патриотические чувства, охватившие все слои русского общества, готовность к самопожертвованию во имя отечества и сострадание к тысячам русских людей: увечным воинам, потерявшим кормильцев семьям, разоренному войной населению.
Указом от 29 декабря 1812 года Елизавета Алексеевна учредила женское Патриотическое общество для «вспомоществования бедным, от войны пострадавшим», ставшее старейшей и наиболее влиятельной в России женской общественной организацией. Общество ставило перед собой задачи оказания материальной помощи разорённым войной, содействия госпитализации больных, устроения детей бедных родителей в училища, предоставления нуждающимся жилья и помощи в обучении.
В 1816 году Патриотическое общество расширило свои благотворительные функции за счёт оказания помощи престарелым, увечным, вдовам и сиротам бедных людей, вступивших в ополчение. Для детей, не имевших пристанища, были созданы частные школы, также называвшиеся патриотическими. Одним из результатов деятельности Патриотического общества явилось открытие сиротского училища для воспитания дочерей погибших на войне штаб- и обер-офицеров. По уровню постановки педагогического процесса это училище очень скоро встало в один ряд со старейшими учебно-воспитательными учреждениями в 1822 году оно получило название Патриотического института.
Женские учебные заведения, известные как дома трудолюбия в Петербурге, Симбирске, Полтаве и Москве, также находились под покровительством Императрицы Елизаветы Алексеевны. Их задачей было «воспитание бедных девиц, предпочтительно сирот свободного состояния..., чтобы дать им возможность со временем содержать себя трудами, почему и обучение их должно состоять преимущественно в женских рукоделиях». Воспитанницы оставались в домах трудолюбия до 20-летнего возраста, после чего отпускались к родителям или родственникам сиротам подыскивались подходящие места трудоустройства.
Фрейлина Императрицы Софья Саблукова пишет в своих мемуарах: «Императрица Елизавета Алексеевна (…) заботилась, как всегда, о своих бедных и об учебных заведениях, основанных на её средства, в которых преподавание пошло так хорошо, что теперь их можно сравнить с самыми старинными заведениями. Государыня отличалась замечательной самоотверженностью. Так, например, она постоянно отказывалась брать миллион дохода, который получают императрицы, довольствуясь 200 тысячами рублей, которые ассигнуют великим княгиням. Все 25 лет Император уговаривал её брать эти деньги, но она всегда отвечала, что Россия имеет много других расходов, и брала на туалет, приличный её сану, всего 15 тысяч рублей. Всё остальное издерживалось ею исключительно на дела благотворительности в России и на учреждение воспитательных заведений, как-то – Дома трудолюбия (ныне Елизаветинский институт), Патриотического института, основанного для сирот воинов, убитых в отечественную кампанию».
Елизавета Алексеевна регулярно навещала своих подопечных лично, оказывая столь необходимые им внимание, заботу и поддержку, о чём с благодарностью вспоминает, например, Елизавета Аладьина: «Ещё минуло несколько месяцев болезнь постигла меня: я лишилась употребления ног и могла ходить только на костылях. О больных каждонедельно доносили Императрице. Вскоре она приехала сама и, войдя в лазарет, спросила обо мне. Её подвели к моей кровати. «Покажи мне твои ноги», – сказала Государыня. Застенчивость и нерешимость препятствовали мне исполнить волю Монархини. У кровати моей находился сундучок: Её Величество стала на этом сундучке на колени и, открыв своими царственными руками мои распухшие ноги, сказала начальнице: «Armes Madchen!» («Бедная девушка!»). Потом, обратясь ко мне, продолжала: «Успокойся, мой друг, и не скучай! Я пришлю к тебе своего доктора». На другой день действительно явился к нам в лазарет лейб-медик Штофреген, он начал меня пользовать, и здоровье моё мало-помалу поправлялось. Императрица ещё несколько раз навещала меня, и каждый раз осыпала больную ласками и утешениями, повторяя своё желание, чтобы я скорее выздоровела. (…) В последовавшие за сим годы моей институтской жизни я ещё дважды была на краю гроба, и только родительскому попечению Августейшей Благотворительницы обязана моим спасением. (…) Нет, и в доме богачей-родителей трудно найти подобную заботливость о детях! Я не нахожу слов выразить искренних чувств моей беспредельной благодарности!».
После неожиданной кончины Александра I в 1825 году, Елизавета Алексеевна направлялась из Таганрога, где находилась вместе с мужем, домой в Петербург. По дороге она почувствовала себя очень плохо. Попросила было позвать доктора – но узнав, что он спит, приказала не будить его. Около четырех часов утра её нашли мертвой. Елизавета Алексеевна не оставила никакого завещания: она всегда говорила, что не привезла с собой в Россию ничего и потому ничем распоряжаться не может. После её кончины узнали о многих раздававшихся ею негласных пенсиях и пособиях.
Бриллианты её, на 1 300 000 рублей ассигнациями, были выкуплены, и сумма эта была обращена на Патриотический институт и Дом трудолюбия в Санкт-Петербурге.
Внезапные смерти Александра I и его супруги, последовавшие одна за другой вдали от столицы, породили слухи о том, что они на самом деле не умерли: Император якобы скрылся в Сибири под именем старца Фёдора Кузьмича, а Елизавета Алексеевна, отказавшись вслед за мужем от мирской жизни, постриглась в монахини и умерла в одном из новгородских монастырей под именем Веры-молчальницы. Поскольку после смерти Елизаветы Алексеевны взошедший на престол Император Николай I сжег её бумаги, дневники и переписку, все тайны этой незаурядной женщины ушли вместе с ней.
Граф Сергей Уваров, министр народного просвещения и президент Российской Академии наук, в панегирике, посвященном памяти Елизаветы Алексеевны, писал: «Тридцать лет жизни Императрицы Елисаветы в избранном ею отечестве были выражением добродетели без чванства и благодеяний без огласки. Она принесла нам в дар богато одарённый ум, благороднейшие качества сердца, небесный образ и душу ещё более небесную (…). Полная, беспристрастная справедливость памяти её требует упомянуть также о её бесчисленных благодеяниях, ознаменовавших каждую минуту её жизни её сострадание к несчастному имело просвещённый характер её ума и теплый порыв её души. Ей недоступны были наслаждения удовлетворённой гордости Императрица попирала ногами блеск житейской суеты и отказалась бы от всего для удовлетворения жгучей потребности творить добро. (…) Источником её деятельной благотворительности служила её набожность, возвышенная, просвещённая и превосходящая все мечтания. Эта чистая, непорочная душа возвышалась беспрепятственно к Превысшей Воле, где почерпала свою силу и свой душевный покой. Строгая к самой себе, снисходительная к ближним, Императрица выражала делом то, что другие выражают на словах».
Поделиться в социальных сетях
Мне нужна помощь
Хочу помочь
