Стать святыми: смотреть под ноги и светить миру
"Правмир" продолжает знакомить читателей с личностью и проповедями замечательного священника советского времени - Владимира Залипского. Предлагаем вам воспоминания о нём его друга, митрополита Таллинского и всея Эстонии Корнилия (Якобса), а также проповедь отца Владимира перед исповедью.
Митрополит Таллинский и всея Эстонии Корнилий (Якобс) пишет в своей книге «О моем пути» о замечательном священнике, своем друге с детства, Владимире Залипском:
«Класс наш был очень дружным. У нас образовалась компания из шести человек: Юлиан Зинкель, Борис Холостов, Владимир Залипский, Алексей Макаовский, Виктор Воронцов и я. Все мы были верующими. Впоследствии священником, кроме меня, стал и Владимир Залипский, ныне покойный, который оставил особую память о себе в душах знавших и любивших его людей… Расскажу об этом замечательном человеке.
Он — единственный ребенок в семье, нежного домашнего воспитания. Во время войны был призван в немецкую армию, где грубые военные над ним издевались, давая самые трудные и унизительные задания. Владимиру было тяжело. Но, собирая его на военную службу, мать положила с вещами Евангелие. Владимир стал читать его ежедневно, стараясь жить по-евангельски, терпя все со смирением, впитывая глубоко в себя слова Священного Писания. И жизнь его обрела новый смысл, изменилась, пришел покой, испытания стали легкими. Когда потом из армии он попал в советские лагеря, за колючей проволокой Евангелие давало ему особые силы.
После освобождения Владимир поступил в Ленинградскую Духовную семинарию, где ему покровительствовал митрополит Григорий (Чуков). Из семинарии Залипский был исключен вместе с несколькими семинаристами в годы хрущевских гонений. Они выступали против обмирщения и светскости, которые широко вводились при инспекторе протоиерее Осипове (позже публично отрекшемся от Бога и Церкви).
Владимир приезжал ко мне в Хаапсалу, где мы часами гуляли в лесу Паралеппа, и он делился со мной всеми своими переживаниями. На него обратил внимание епископ Иоанн (Андреев) и предложил священство.
До священнической хиротонии он часто ездил в Печоры, встречался с митрополитом Вениамином (Федченко), много общался со старцами Псково-Печерского монастыря, подумывая о монашестве, но по благословению святого старца Симеона женился на Наталии Николаевне Вехновской, дочери регента монастырского хора, с которой прожил до самой смерти. Окормлялся духовно Владимир Залипский у отца Валерия Поведского и у протоиерея Петра Серегина, служившего в Пюхтицком монастыре. Интересным и поучительным было общение Владимира с монахиней Сергией (Клименко), врачом по специальности, прошедшей особый монашеский подвиг. После выхода на пенсию она тридцать лет прожила около Пюхтицкого монастыря, где ее посещали многие известные люди.
Рукоположен во священника Залипский был в 1956 году. На первом приходе в Йыхви, где его с большой любовью встретили прихожане, у отца Владимира возникли большие недоразумения, в которых он был неповинен. В газете даже напечатали очень неприятную, насквозь лживую статейку. Обо всем происходившем я знал от него в подробностях.
После Йыхви отца Владимира „сослали“ в Тапа, где он служил много, хотя часто в почти пустом храме, иногда вдвоем с Наталией Николаевной, которая была и регентом, и псаломщиком. Бывало, если жена болела, служил и один — как, шутя, рассказывал отец Владимир, произнося: „Мир мне“ и отвечая: „И духови моему“. Иоанно-Предтеченский храм в Тапа каменный, очень холодный. Во время службы отец Владимир старался быть ближе к печке в алтаре, а Наталия Николаевна грелась у второй печки в конце храма.
Время, прожитое в Тапа, отец Владимир считал своим „Небом“. Он много читал духовной литературы, работая над собой. Уже тогда к нему ездили за духовным советом не только из Эстонии, но и из других мест.
Потом, когда понадобился регент в Александро-Невский кафедральный собор, его с женой перевели в Таллин. Здесь не было того мира и тишины, что царили в Тапа, но росло число духовных чад. У него исповедовались и многие священники. Его проповеди после каждой совершенной литургии, перед исповедью и другими службами собирали паству. Проповеди записывали на магнитофон, некоторые опубликованы и продолжают публиковаться.
Отец Владимир от природы по характеру был человеком веселым и жизнерадостным, душой любой компании, чрезвычайно остроумным, музыкальным, начитанным. Но, что удивительно, во время своих проповедей он так близко к сердцу принимал все, о чем рассказывал, особенно, когда речь шла о Крестных страданиях Христа или о мучениках за веру, что часто не мог справиться со слезами. Всю свою сознательную жизнь отец Владимир учился жить по Евангельской правде и учил этому других, хотя всегда говорил, что не может быть духовником.
Надо добавить, что с годами он стал избегать всяких светских компаний, изредка навещал, как мы смеялись, „для галочки“, тех, кого не хотел обидеть. Отцу Владимиру много приходилось говорить с людьми, открывавшими ему свою душу, а у него была потребность к уединению, он пытался восполнить духовное образование, о недостатке которого сожалел всю жизнь. Очень любил читать жития святых — всегда на столе лежали „Четьи-Минеи“, открытые на житии тех святых, память которых совершалась в этот день.
Мы с ним были друзьями с детства, но многое в нем было скрыто глубоко внутри».
Предлагаем читателям беседу отца Владимира перед исповедью, в которой он разъясняет, что нужно человеку для истинного покаяния.
«Боже, очисти нас грешных и помилуй нас.
Ну вот, любезные братья и сестры, мы здесь собрались для того, чтобы покаяться в своих грехах перед Богом. Бог-то всегда один — был, есть и будет. И сейчас, и тысячу лет назад — все тот же один Бог. Я почему об этом говорю? Потому что мне вспоминаются слова, которые Бог через Своего пророка говорит людям, еще в Ветхом Завете: „Вы, вот, люди, просите прощения, молитесь Мне, говорите: „Господи, Господи!“ и поститесь, надеваете на себя темные, мрачные одежды, принимаете на себя унылые лица, сетуете, ходите как бы печальные и думаете этим у Меня вымолить прощение своих злых дел. И при всем том вы так рассуждаете: мы вот стараемся и ходим в храм, и молимся, и постимся, а толку-то не чувствуем, не получаем облегчения. Почему?..“
А вот, говорит Бог, почему так: потому что вы при всем своем посте не делаете того, чтобы голос ваш был слышен на высоте. То есть, чтобы голос ваш доходил до Меня, до Бога. А что нужно прежде всего? А вот, говорит Бог, если вы притесняли вдову и сироту, то этого не делайте, если обижали — перестаньте это делать, если вы не помогали — помогите, если не прощали — простите, если лгали — не лгите.
Если вы это будете делать, если будете милосердными, отзывчивыми, правдолюбивыми — вот тогда, если вы только раз скажете Мне: „Господи, помоги!“ или „Господи, прости!“ — сразу же Я откликнусь. И если, говорит Бог, при всех ваших грехах, ваша скверна будет как багряница, то есть, если вы будете как бы все в крови от своих грехов, но если все-таки будете делать доброе, милостивое людям, то Я, говорит, вас как волну убелю. Если вы будете грязные с головы до ног, нечистые, то Я вас единым мановением очищу совершенно».
Видите, братья и сестры, как смотрит Бог на покаяние и в чем видит Бог покаяние, в чем видит его силу…
…Поэтому, попросту так, братья и сестры: для настоящего покаяния, чтобы покаяние наше было искренним вот тут, у Креста и Евангелия, и чтобы молитва наша была Богом принята, до Него доходила бы, есть очень простое средство — это прислушиваться к голосу совести, и что совесть говорит, то и делать. Если совесть говорит в нас глухо, потому что, может, человек ее уже так исковеркал, так ее забросал всякой грязью, что она говорит, но ее почти не слышно, или очень невнятно говорит, — тогда, конечно, в помощь совести у нас с вами есть Евангелие, Слово Божие. Есть у нас и заповеди Христовы, есть слова Его, Его жизнь, Его пример. Есть у нас и жизнь святых людей.
У нас в церкви много икон — икона ведь не просто священное, святое изображение, перед которым мы кланяемся и молимся, и свечку ставим, и прикладываемся. Это прежде всего для нас пример. Каждый святой — это нам напоминание о том, как надо жить. Даже если мы и не знаем, как жил тот или иной святой, само это слово — «святой» — уже говорит, что это был человек хороший, честный, отзывчивый, скромный, не жадный, не лжец, не гордец, не себялюбец. Вот этому и будем по силам своим подражать, это будем делать — а это делать можно…
Если мы при всей нашей принадлежности к православной вере, к Церкви, зная Евангелие, слушая проповеди и чтения Священного Писания, исповедуясь, причащаясь — все это очень хорошее дело, — но если при всем том будем оставлять в пренебрежении простые слова Христа Спасителя, что надо стараться любить людей, помогать, прощать обиды, не мстить, не быть злопамятным, не лгать, не хитрить, не злорадствовать, не осуждать людей, — какая нам от этого польза? Царствие Божие, говорит апостол Павел, не в слове, а в силе. Не по словам, а по делам мы будем судимы.
…Видите ли, братья и сестры, получается так, что можно очень много молиться, и может молиться даже святой человек, но молитва не будет исполнена. И не потому, что Бог не слышит, или Бог жестокий, а потому что Бог — праведный. И эта праведность Божия — не праведность судьи жесткого и непреклонного, нет. А Бог хочет всем спасения, чтобы все поняли, чтобы у всех проснулась совесть…
Я могу совершать тысячи поклонов и поститься всю жизнь, но если во мне не будет ни капли любви и сочувствия, сострадания, то, братья и сестры, грош цена моим молитвам и моим постам. Это ведь не мои слова, а Христовы: «Что вы зовете Меня: Господи! Господи! — и не делаете того, что Я говорю?»
Это слова всех святых наших — ведь чем они велики? Вот, мы смотрим на их жизнь, читаем их жизнеописания — бросается в глаза прежде всего как будто бы то, что они подвижники: мало спят, много молятся, много постятся. Это верно, это все у них было, но главное в них не это. Они могли не жить в пустыне, они могли не носить темных одежд, они могли не жить в уединении, они могли по своей внешности ничем от нас не отличаться — все отличие было у них здесь: это были люди, горящие любовью, готовые отдать себя за других, не только за своих близких, родных и единоверцев, а и за чужих, и за врагов своих. Вот это были истинные христиане.
Ведь почему христианство победило мир? Почему христианство в древности, эта маленькая горсточка, кучка людей, — почему они сделали такое удивительное дело, что весь языческий мир, огромный мир, стал христианским? В чем чудо? А это было чудо любви. Вот эти самые христиане, которых презирали, гнали, поступали с ними как с извергами — в те времена, когда наступали на земле страшные бедствия, мор, голод, язвы, эпидемии, когда все бросались врассыпную и своих родных, любимых оставляли, боясь заразиться, тогда христиане, для которых эти брошенные были, в общем-то, враги и иноверцы, обмывали их, кормили, ухаживали, спали подле них, не боясь заразы и, может быть, умирали подле них.
И когда все это происходило, язычники начинали смотреть и думать: «А что же это все-таки такое, что это за вера, что за люди?» Потому что такое действует на всех — и на самых неверующих, и на безбожников, и на самых жестоких людей. Если на удары и истязания отвечать не только молитвой и благословением, но и подлинной самоотверженной любовью, такое, конечно, бесследно пройти не может. Вот это-то и победило мир, и всегда победит. В этом — истинное христианство.
…Люди отдают жизнь, ухаживают за заразными больными — это большие примеры. Но таких случаев мало. Нам нужно другое: старайся быть всегда приветливым, простым, скромным, отзывчивым. Если тебя толкнут, то ты не озирайся на человека, как на какого-то зверя, а потерпи. Уступи место, если надо. Пусть это будет несправедливо, очень несправедливо — ничего. Ты христианин — покажи пример другим, не ответь на слово двумя словами, на толчок толчком…
Нам нужны не какие-то большие подвиги, зачем думать о подвигах? Посмотрим себе под ноги. Мудрость христианская, братья и сестры, заключается не в том, чтобы смотреть далеко вверх, в небо, а потом спотыкаться и разбивать нос. Нет, не в этом. А в том, чтобы все время смотреть себе под ноги. Как я стою, как я говорю с человеком, что я делаю в данную секунду, мгновение, и так все время. Святые именно так себя вели, только так, ничего великого не делали, а получалось великое. Сказать доброе слово? — Говорили. Помочь чем-то в маленьком, может быть? — Помогали. В большом? — И в большом помогали. Что-то надо потерпеть от кого-то? — Терпели. Их толкали — они в ответ не толкались, не бранились. А это, в общем, не так трудно, не так трудно. Ведь что такого особенного мы терпим? Ничего такого особенного нет.
Часто говорят, что в семьях трудно жить бывает — что в семьях вера слабая, маленькая или ее совсем нет. Ну и что с того? Ничего страшного. Нам сказано, что мы — соль земли, что мы — свет миру. Вот мы для кого-то и призваны, чтобы быть солью и светом. Соль действует на пищу — бросишь щепотку в котел супа — и весь суп хороший получается. И нам тоже надо быть такой щепоткой соли, таким маленьким, но все-таки светом. Действительно, большое помещение, а зажги свечку маленькую — и все потянутся к этому огоньку. Таким маленьким огоньком быть нетрудно: вместо того, чтобы сделать кислую мину — улыбнуться человеку. Несколько добрых слов — и как радостно на душе!
Братья и сестры, это я все сказал не к осуждению, а просто к тому, чтобы нам помнить, что такое христианство и что такое есть покаянное обращение к Богу. Это есть изменение себя, своего отношения к ближнему, к тому, с кем я дело имею. Если исправим себя, все у нас будет хорошо. Вы на меня не обиделись?»