Мужчина в Церкви: как прийти и остаться?

Преемственность

Многие мужчины-интеллектуалы начали с изучения истории церкви и святоотеческого наследия, и нашли их весьма убедительными. В конечном итоге, они столкнулись с вопросом о том, какая из двух наиболее древних церквей – Римско-Католическая или Православная – наиболее убедительно говорит о себе как об истинной апостольской церкви. Давно воцерковлённый православный мужчина говорит, что мужчинам нравится «стабильность: мужчины видят, что могут доверять православной церкви благодаря неизменной и преемственной традиции веры, которая хранится веками». Один новообращённый говорит «православная церковь даёт то, что не могут дать другие: преемственную связь с первыми христианами». Эта преемственность, а не археология церковь по прежнему существует в своём первозданном виде, и ты можешь стать её членом.

«Меня привлекло обещание Христа, что и врата ада не одолеют Церковь, и что святой дух приведёт к правде – и то, что я увидел в православии единство веры, обрядов и догматики с преемственностью поколений». Синонимом преемственности является «традиция». Один недавно воцерковившийся мужчина пишет, что он пытался изучить всё необходимое для правильного понимания писания, включая древние языки. «Я собирался докопаться до сути и проверить всё, чему меня учили. Однако, чем глубже я копал, тем слабее всё казалось. И я понял, что я научился лишь манипулировать Библией, чтобы объяснить почти всё, что я захочу. Единственной альтернативой цинизму была традиция. Если Библия писалась для того, чтобы что-то сказать, она писалась это для того, чтобы сказать это внутри общины, обладающей традицией для правильного понимания написанного. В православии я нашёл то, что искал».

Преемственность – вот что стоит за этими начальными «испытаниями», делает их легитимными, и делает православную жизнь органическим единством. Духовные подвиги, выбранные произвольно, по вкусу, не имеют такого непререкаемого авторитета, но если целью является единство с Христом, они сохраняют свою ценность. И, если эти подвиги воспринимаются лишь как приманка для того, чтобы завлечь людей в церковь, они пусты и тщетны (не говоря о том, что они высокомерны). Один священник иронизирует над искусственностью «молитвенных собраний, где люди бьют в барабаны, кричат и рыдают без какой-либо видимой причины».

Почитаем странность

Мужчины, которые в интеллектуальных поисках приходят в православную церковь, вначале могут быть изумлены. «Православие слишком пугает протестанта, который впервые с ним встречается». «Различия потрясают!» «Земные поклоны, запах ладана, пение, иконы – к некоторым из этих вещей нужно было привыкнуть, но они заполнили пустоту в тех местах, в которых я её испытывал раньше». «Не все сразу могут разобраться в том, что происходит во время богослужения, потому что оно не является чисто интеллектуальным упражнением, и в нём используется поэтический язык богослужения».

Терпение вознаграждается: «Вначале православие поражает, но чем дольше я находился в церкви, тем сильнее я чувствовал себя дома». «Сначала мы были обескуражены длительностью литургии и интенсивными поклонами. Но, в то же время, с нами происходило и кое-что другое. В православном богослужении и духовности ощущается большая мужественность». Вообще-то, мне поначалу не понравилось православное богослужение, потому что я привык к подходу, направленному на воодушевление и подъём. Короче говоря, направленному на меня самого. А вот необходимость неустанных размышлений только о Боге казалась «слишком трудной». Однако, через несколько месяцев, я обнаружил в себе сильную потребность именно таких размышлений, хотя раньше я в себе такого не замечал. Одна женщина, пришедшая на вечернюю службу, (которая лишь иногда служилась на английском языке), призналась мне, что не поняла большую часть происходящего, но «я поняла одно: как же мало мне уделяется здесь внимания».

Один пожилой православный священник, пишет: «В православии полно тестостерона! Мы поём, мы восклицаем «Христос Воскресе!», мы даже взрослых крестим полным погружением, и помазываем их миром. Каждый раз одновременно происходят два или три события. В отличие от того, что я видел в Западной церкви, где куче народу требуется несколько минут, чтобы заправить кадило. Мы ходим, мы движемся, и в движении, радостно, кадим».

Не сентиментальный

В книге «Немощная церковь», цитированной выше (и рекомендованной некоторыми из этих мужчин), Леон Подлз излагает теорию о том, как западное христианство стало феминизированным. В 12-13 веках почитание Бога стало особенно нежным, даже с эротическим оттенком, оно предлагало верующему представить себя (а не церковь в целом) Невестой Христовой. Свадебный мистицизм был с энтузиазмом воспринят благочестивыми женщинами, и это наложило сильный отпечаток на Западное Христианство. Вполне понятно, что такой подход был менее привлекателен для мужчин. И, возможно, что крепость и объективность схоластического движения, которое появилось примерно в то же время, явились понятной реакцией, противопоставляя себя этой эмоциональности. «Разум» и «сердце» оказались разделены. Мужчины удалились на рюмку бренди и сигару в Кабинет Систематической Теологии, предоставив молитву и посещение храма женщинам. В течение многих веков на Западе мужчины-священнослужители воспринимались как женоподобные. Восточная церковь избежала этого «невестного» мистицизма, потому что великий раскол между востоком и западом уже произошёл. Христиане на ближнем востоке Азии, Африке и Восточной Европе продолжали исповедовать более раннюю, недуалистичную, форму христианства с акцентом на постоянное осознание присутствие Христа внутри через духовное делание и смирение.

Мужчины, которые мне писали, выражали неодобрение в адрес Западного восприятия Иисуса. «Американское христианство за последние 200 лет феминизировалось. Оно преподносит Иисуса в качестве друга, возлюбленного, кого-то, кто идёт рядом и разговаривает со мной». Такой образ хорош для женщин, которым нужна социальная жизнь. Либо это христианство изображает Иисуса унижаемого, побеждённого, распятого на кресте. Ни тот, ни другой образ Христа не является привлекательным для типичного мужчины.

Во время богослужения «мужчины не хотят молиться по-западному, со сложенными руками, поджатыми губами и искусственно безмятежным выражением лица». «Мужчины протягивают руку помощи, преодолевают вместе трудности и поют песни у костра». «Слова о желании «обнять Его,», «о желании прикоснуться к Его лику», в то время как «нас переполняет сила Его любви» — это не те песни, которые мужчина хотел бы петь в компании других мужчин».

«Один мой друг говорил мне, что когда он заходит в церковь, то первым делом смотрит на занавески. Глядя на них, он точно представляет, кто принимает решение в этой церкви, и каких христиан хотят сюда привлечь».

«Мужчинам нужно либо бороться во имя славного и достойного дела и перемазаться в грязи в процессе этой борьбы, либо валяться на диване перед телевизором, с пивом и пиццей. Однако, большинство церквей хотят, чтобы мы вели себя как благовоспитанные джентльмены, с чистыми руками и помыслами».

Один мужчина рассказал, что богослужение в его Пятидесятнической церкви во многом было «эмоциональным опытом. Чувства. Слёзы. Многократное посвящение жизни Христу в групповом экстазе. Пение эмоциональных песен, взявшись за руки. Даже чтение Писания было призвано вызывать эмоциональные переживания. А я – человек действия. Я хочу делать, а не разговаривать или чувствовать!» Ему помогла книга Ричарда Фостера «Торжество Дисциплины», которая содержала идею о том, что есть такие вещи, как «духовная дисциплина, а не только пассивное чтение библии». Откровением оказалось и книга Дитриха Бонхоффера «Дешёвая милость». «Я – бизнесмен, и знаю, что ничто в бизнесе не достигается без труда, энергии и вложений. Почему духовная жизнь должна идти по-другому?»

Другой мужчина, который раньше был католиком, говорит: «Богослужения были удобные, лёгкие, современные. А мы с женой искали что-то традиционное, нелёгкое и контркультурное. Что-то древнее и воинственное». Один новообращённый говорит, что в его предыдущей цервки «Богослужения были поверхностные, бессистемные, слепленные из последних веяний. Иногда мы стояли, иногда мы сидели, без важной на то причины. Я начал думать, что более значительный акцент на традициях был бы полезнее».

Я рассердился, когда в последнюю пепельную среду (начало великого поста у католиков) священник в своей проповеди сказал, что настоящее назначение великого поста – научиться любить себя сильнее. Тогда-то я понял, как мне надоело буржуазное, благопристойное американское христианство.

Новообращённый священник говорит, что мужчин привлекает в православии элемент опасности, который включает в себя «самоотречение воина, способного даже возлюбить своих врагов и неизведанные дали, в которые нас может завести смирение. Уберите эти опасности, и у нас получится фруктовый кефир: сладенький напиток в разными вкусами, суррогат некогда полезного товара». «Мужчины становятся очень циничными, когда чувствуют, что кто-то пытается манипулировать их эмоциями, особенно когда это делается во имя религии. В православии им нравится честность. Оно направлено не на возбуждение религиозных чувств, а на следование определённому долгу. В хорошем ты настроении или нет, чувствуешь ли ты боязнь Бога или любовь к нему, всё это – вещи второстепенные».

Есть в православии и ещё кое-что, что содержит в себе «глубокую мужскую романтику, понимаете, о чём я? Романтика в наше время в основном – розовые слюни, а здесь мы имеем дело с романтикой мечей и рыцарства». И этот православный новообращённый чувствует себя в рядах Короля Артура (который жил (если жил) до раскола между востоком и западом), идущим в бой с иконой Богородицы.

Как сказал один дьякон, «Евангелистские церкви призывают мужчин быть пассивными и милыми. (читай – мистерами Рождерсами). Православная церковь призывает мужчин быть храбрыми и действовать (читай – Храброе сердце). Мужчинам нравятся приключения, и наша вера – это великая история, в которой мужчины играют такую роль, которая придаёт значение их обычной жизни».

Мужской баланс

Один священник пишет: «У мужчин есть только две модели поведения: быть мужественным и сильным, грубым, цельным, мачо, либо быть чувствительным, добрым, сдержанным и неудачливым. Но в православии мужское неразрывно связано с женским, оно – реальное и приземлённое, «ни мужчина, ни женщина», но Христос, который «объединяет небесное и земное».»

Другому священнику нравится то, что если сначала один из супругов сильнее настаивает на том, чтобы семья обратилась в православие, то «со временем они одинаково погружаются в духовную жизнь, и в их духовной жизни никто больше не доминирует».

Мужчины – лидеры.

Хорошо это или плохо, но мужчины предпочитают следовать за мужчинами. В православии светские женщины делают то же, что светские мужчины, за исключением проповеди, обучения и председательствования в церковном совете. Но за иконостасом, у алтаря – только мужчины. Один из опрошенных охарактеризовал то, что нравится мужчинам в православии: Бороды.

«Это – последнее место в мире, где мужчинам не говорят, что они плохие только потому, что они – мужчины». Они постоянно окружены положительными примерами в лице святых, иконами, ежедневными молитвами и рассказами о житиях святых. Это – ещё одна вещь, которая привлекает мужчин. Другие реальные люди, служащие примером, а не неясные, размытые образы. «Слава Господа – это живой человек», сказал Св. Ириней. Один писатель добавляет, что «наилучший способ привлечь мужчину в православие – показать ему православного мужчину».

Но, ни одна из второстепенных вещей, как бы ни хороша она была, не может занять первое место. «Опасная жизнь не является целью. Целью является Христос. Свободный дух не является целью. Целью является Христос. Он – столп истории, вокруг которого в конечном итоге соберутся все мужчины и женщины, которому приклонится всякое колено и которому исповедуется всякий язык».

Пожертвовать